Дорога
Шрифт:
Сын продолжал сидеть на кровати, сжимая в руках деньги, и Люба поняла, что он собирается вынимать из нее душу до тех пор, пока она не смягчится окончательно и не простит его, а еще лучше – пока не пообещает ничего не говорить отцу. Этого она вынести уже не могла, развернулась и ушла на кухню, где заставила себя снова заниматься планированием покупок, только теперь уже исходя из бюджета, уменьшившегося на двадцать пять рублей.
К шестнадцатилетию Николаши расселение детей по разным комнатам было завершено. Теперь и Коля, и Леля могли приводить к себе друзей, не опасаясь помешать друг другу. Люба очень надеялась на то, что сын воспользуется возможностью
После Колиного дня рождения пришла пора собирать детей на дачу. Любе на работе предложили путевку в отличный пионерский лагерь на Черном море.
– Возьмите, Любовь Николаевна, – уговаривал ее председатель профкома, – у вас сынок в выпускной класс переходит, ему нужно сил набраться, ведь такой ответственный год, а лагерь очень хороший, там два старших отряда для тех, кому пятнадцать-шестнадцать лет, ему скучно не будет.
Однако Коля ехать в лагерь категорически оказался.
– Да ну, мам, не хочу я. На даче такие классные ребята собираются, я их уже сто лет знаю, у нас своя компания. И Лелька присмотрена. Баба Клара уже старенькая, ей трудно одной, а я помогу, если что. Лельке без меня скучно будет.
Люба понимала, что в этой тираде главное – своя компания, а вовсе не сестра и не бабушка. Она хорошо помнила, как рвалась на дачу каждое лето и что значила для нее эта «своя компания». И хотя она прекрасно понимала, что на даче можно бесконтрольно делать все, что угодно, а в лагере это невозможно и именно поэтому сын не хочет ехать на море, сделать она ничего не могла. Не тащить же его силком, не отправлять, как посылку. Кроме того, есть опасность, что и в лагере Коля не оставит своего пристрастия к карточным играм, будет играть на деньги, попадется, директор сообщит на работу, и хорошо, если ей, Любе, а если Родиславу? Огласки не избежать, и генерал Головин обязательно узнает нелицеприятную правду о своем внуке. Пусть уж лучше на даче лето проводит, там если что и случится, то Родислав поедет и договорится с местной милицией.
За несколько дней до отъезда на дачу Люба пересмотрела детский гардероб и поняла, что без обновок не обойтись. Коле нужен новый спортивный костюм и кроссовки, Леле – шорты, несколько маечек и утепленная немаркая ветровка на случай холодной погоды. Выбрав время, она отправилась в «Детский мир». Выходя из подъезда, Люба наткнулась на Татьяну Федоровну, сидящую на лавочке.
– Ой, Любочка, хорошо, что я тебя встретила. Ты далеко собралась?
– В магазин. А что вы хотели, Татьяна Федоровна?
– Так я спросить хотела: можно Ларочка к вам придет? У вас так хорошо, такая обстановка добрая, она у вас прямо душой отогревается. А то ведь сиротиночка…
– Конечно, пусть приходит. Только у нас сейчас никого нет, кроме Лели.
– А и пусть девочки вместе поиграют, – воодушевилась Кемарская. – Они ж почти ровесницы, им скучно не будет.
Люба оказалась в тупике. Она точно знала, что Лелю гостья не обрадует. Дочка неоднократно говорила, что ей с Ларисой скучно, что та мало читала и ничего не знает, с ней не о чем разговаривать, и играть в игры, которые любит Леля, она или не умеет, или не хочет, потому что у нее не получается. Но как сказать об этом Кемарской? Да и нужно ли говорить? Когда Люба дома, она обычно принимала удар на себя: сама занималась Ларисой, делясь с ней кулинарными умениями. К кулинарии девочка проявляла большой интерес и определенные способности и училась
– Пусть приходит, – повторила она, без особого, впрочем, энтузиазма, однако Татьяна Федоровна ничего не заметила.
– Вот спасибочки! А ты в какой магазин идешь? В гастроном? Может, кефирчику для меня захватишь?
– Я в «Детский мир» еду, – пояснила Люба. – Нужно детям кое-что на лето прикупить.
– Дает же бог кому-то заботливых родителей, – запричитала Кемарская. – Вот уж вашим деткам повезло так повезло. А моей-то сиротиночке никто платьишка нового не купит, так в обносках и ходит, нечастная, видно, судьбинушка у нее такая…
Выбирая одежду для Лели и Николаши, Люба все вспоминала Кемарскую. Конечно, ей придется теперь купить что-то и для Ларисы, хотя то, что девочка ходит в обносках, – неправда. Люба постоянно покупает ей одежду, ничего лишнего, конечно, но то, что носит Лариса, – добротное и красивое. Нельзя сказать, что они с Родиславом плохо заботятся о соседской девочке. «Все равно, сколько бы мы ни делали для нее – всегда будет мало, – думала Люба, перебирая юбочки и блузки. – Мы лишили ее отца, который отбывает наказание за чужую вину, сидит за преступление, которого не совершал. Мы очень виноваты перед этой девочкой и будем расплачиваться за свою вину долгие годы, а может быть, и всю оставшуюся жизнь. Мы спасли свою семью ценой свободы ее отца. И нет нам прощения». Иногда, правда, Любу посещала спасительная мысль о том, что виноваты во всем не только они с Родиславом, но и следствие, и суд, которые не смогли как следует разобраться в деле и отправили за решетку невиновного, но мысль эта желанного облегчения не приносила. Она остро чувствовала свою вину и готова была платить по всем счетам, причем не только по своим.
Она оплатила покупки и поехала домой.
Картина, которую она застала дома, могла бы считаться вполне идиллической. Татьяна Федоровна сидела на диване, откинувшись на подушки, а Родислав, Леля и Лариса читали вслух по ролям «Кошкин дом» Маршака. Эдакий домашний театр, только без костюмов. Люба вручила девочкам обновки, и Леля, приученная к порядку и сдержанности, сразу унесла свои вещи и сложила в шкаф, а Лариса с детской непосредственностью бурно выражала восторг и тут же принялась, не стесняясь, переодеваться в новое, чтобы примерить.
– Лелька, смотри, какая у меня юбочка!
– Очень красивая, – вежливо согласилась Леля.
– А у тебя такой нет!
Леля промолчала, но тут вмешалась бабка Кемарская.
– Ларочка, скажи тете Любе большое спасибо. Поклонись вот так, в пояс, – не вставая с дивана, она попыталась изобразить поясной поклон, – да пониже, пониже, не переломишься, и скажи: «Большое спасибо, тетя Люба, за вашу доброту».
Любе стало противно, и она попыталась перевести все в шутку.
– Большое пожалуйста, – со смехом ответила она, тоже низко кланяясь. – Давайте-ка ужинать, дорогие мои.
– Я не хочу ужинать, я хочу еще кофточку померить! – закричала Лариса. – Смотри, Лелька, какую мне тетя Люба кофточку купила. У тебя такой нет.
– У меня такой нет, – неслышно, одними губами повторила за ней Леля и ушла в свою комнату.
Люба почуяла неладное. Надо было срочно разобраться.
– Все за стол! – захлопала она в ладоши. – Все дружно идем на кухню.
Она перехватила Родислава и шепнула ему:
– Поставь, пожалуйста, еду греться, там все приготовлено, а я зайду к Леле. Что-то мне не нравится, как она ушла.