Дорога
Шрифт:
– В какой? – спросил Камень.
– А тебе не все равно? – удивился Ворон. – Ты ж в Москве не был, ничего там не знаешь, я тебе какой ни назову – тебе по барабану. С чего такой вопрос?
– Ты мне как-то объяснял, что в те годы вечером в ресторан попасть невозможно, нужно блат иметь или швейцару денежку сунуть. Вот я и интересуюсь, куда этот кавказец их повез, туда, где у него блат, или туда, где швейцар берет?
– Это я не очень понял, – признался Ворон. – Они к ресторану подъехали, кавказец ребят в машине оставил, сам к двери подошел, толпу ожидающих растолкал, что-то сказал швейцару, тот его внутрь пустил. А минут через десять кавказец вышел и тогда уже гостей своих провел. Я за ним внутрь не летал, я за ребятами смотрел, все-таки Колька-то нам с тобой важнее, чем какой-то гость столицы, верно?
– Верно, – согласился Камень. – И о чем же ребята
– Ну, ясен пень, о кавказце, о том, что у него денег прорва и надо бы его раскрутить по полной, вычистить бумажник до конца. Даже подумывали, не втянуть ли его в игру и раздеть до нитки. Один из них, тот, у которого ножика не было, сказал, что если Колька-Валет своими хитрыми финтами поможет кавказца обыграть, они ему все простят.
– Да ну? А что Колька?
– Ну, этот-то приучен с самого детства врать и не сознаваться. Он глазки кругленькие сделал и от всего отпирается: дескать, о чем вы, ребята, не понимаю я вас, какие такие финты, да я сроду ничего такого не умел. Но против того, чтобы засадить гостя столицы за карты, в принципе не возражал. Ни до чего определенного они договориться не успели, кавказец вернулся и повел их в ресторан. А там про карты как-то быстро забыли, он щедро кормил, поил, но почему-то Коле почти не наливал. Так, знаешь, бутылку только над его рюмкой занесет, наклонит, две капли капнет, а ребятам от души наливает. В общем, такое впечатление, что он Кольку-то нашего пожалел в силу малолетства и решил не спаивать. Повеселились славно. Потом парней постарше на девочек потянуло, так кавказец официанту что-то сказал, тот кивнул и ушел, а когда вернулся, то такой хитрый знак кавказцу сделал, и он Колю за столом оставил, а ребят повел в вестибюль, там уже две красотульки дожидались. Одним словом, спровадил он их. Они с Колей еще немного посидели, побеседовали о том о сем, и кавказец его домой отвез.
– На чем? На такси?
– Зачем на такси? – удивился Ворон. – У него же машина своя.
– Так он выпивши! Он что, пьяный за руль сел?
– И не пьяный он вовсе! Так, чуть-чуть взямши. Он ребят-то поил, а сам себя соблюдал. И себя, и Колю. И вообще, у них там, на Кавказе, вино даже дети пьют, там все привычные машину водить подшофе.
– О чем же они разговаривали? – поинтересовался Камень. – Что у них может быть общего?
– Вот тут ты в точку попал! – обрадовался Ворон. – Мне тоже это в голову пришло, поэтому я к их беседе внимательно прислушивался. Мы с тобой сериалов столько посмотрели, что нас голыми руками не возьмешь! Ежу понятно, что кавказец этот специально историю с рестораном затеял, чтобы парни Кольке нашему рыло не начистили, сидел у подъезда и караулил. Правда, я не очень понял, чего он там караулил, но, как только Колька появился, он сразу стойку сделал, как охотничья собака. И в ресторан их пригласил, чтобы конфликт урегулировать и всех помирить. Вон денег сколько на ветер выбросил! Даже девиц оплатил. Вопрос: зачем ему это нужно?
– И зачем же?
– Вот я и прислушивался к их разговору, думал, что кавказец этот Кольку вербовать начнет.
– Куда вербовать? В шпионы?
– Ну ты дурень! – расхохотался Ворон. – Ну дурень и есть! Какие шпионы? Кому он нужен, этот шестнадцатилетний оболтус? А вот в криминальном мире такие, как он, ценятся высоко. Папа в милиции, дедушка тоже, так что в случае чего отмажут. Малолетка, то есть по большинству статей привлекаться пока не может, руки развязаны. В карты играет, да так ловко, что много выигрывает. И рожа ангельская. Да такого пацана если правильно к делу приставить, можно знаешь какие бабки огромные заколачивать? Вот я и подумал, что кавказец этот будет нашего Николашу блатовать в какую-нибудь аферу.
– А на самом деле что оказалось?
– А ничего не оказалось. Он все больше семьей интересовался, про родителей спрашивал, про сестру, про домашние дела. Знаешь, вроде как старший наставник нового подопечного изучает. Чуешь, чем дело пахнет?
– Фигово пахнет, – вздохнул Камень. – Кто-то очень интересуется семьей Романовых. Только кто?
– Вот то-то и оно, – глубокомысленно заключил Ворон. – Ну что, интересную историю я тебе поведал?
– Интересную, – согласился Камень. – Слушай, а помнишь, когда был суд над Геннадием Ревенко, какой-то мужчина за Романовыми наблюдал?
– Помню.
– Это не мог быть давешний кавказец, как ты думаешь?
– Да ты что! – замахал крыльями Ворон. – Они и близко друг к другу не лежат. Тот мужик был вокруг сорока, виски седые, волосы такие средне-русые, лицо среднеславянское, и одет
– Это что же получается, за Романовыми целая бригада следит?
– Получается, – поддакнул Ворон.
– А чего ж ты не полетел за этим кавказцем после того, как он Колю домой отвез? Узнал бы, куда он поехал, к кому, что говорил. Мы бы сразу все и выяснили.
– Ты мне обещал! Ты слово давал, что не будешь делать мне замечаний! – заверещал Ворон.
– Да господь с тобой, какие замечания? Я просто интересуюсь, почему ты не полетел за ним.
– А мне что, разорваться, что ли? Мы про кого сериал смотрим, про Романовых или про кавказцев всяких? Мне нужно было посмотреть, как Колю дома встретят, все-таки он поздно пришел, да и нетрезвый, как там Люба, как Родислав. Нужно было?
– Нужно, нужно, – успокоил его Камень. – Ну и как они там отреагировали?
– Плохо. Знаешь, им это почему-то не понравилось, – сердито ответил Ворон. – Люба сидела на кухне, глотала какие-то капли и все время смотрела на телефон. Родислава дома не было, он был у Лизы, и Люба все ждала, что он ей позвонит, а он не звонил. Она бы сама Лизе позвонила, но телефона не знает. Наконец Родислав отзвонился, это уж около половины одиннадцатого было, спросил, все ли в порядке, как там дети, а Люба и отвечает, что с Лелей все хорошо, а вот Коли до сих пор нет дома и где он – неизвестно. Родислав-то собирался предупредить, что еще задержится на пару часов, а тут как услышал, что Колька пропал, так в машину прыгнул и домой помчался. Приехал, Люба бледная, на всю квартиру каплями сердечными пахнет. Он сперва куда-то позвонил, узнал, не было ли несчастных случаев или автомобильных аварий, в которых пострадал был подросток шестнадцати лет. Сказали: не было. Потом начал в «Скорую» звонить, там про Колю тоже ничего не знают. Люба дала ему пару номеров телефонов Колиных одноклассников, сама-то она им уже звонила, но без толку, она и подумала, что, может, Родиславу с его офицерским авторитетом удастся с ними договориться. Но он звонить не стал, время уже половина двенадцатого ночи, неудобно людей тревожить, все давно спят. Еще минут двадцать они провели, как в кошмаре, а там и Колька заявился. Веселый, довольный жизнью, с запахом спиртного, глаза азартные, сверкают, рот в улыбке расплывается. Как родителей увидел, так сразу потух – понял, что сейчас будет. Ну, оно и было, конечно, только шепотом, чтобы Лелю не разбудить. Николаша, как обычно, тут же начал каяться, бить себя в грудь кулаком, называть себя козлом и обещать, что он больше так не будет. Даже слезу пустил. Простите, говорит, меня, я должен был подумать, что вы волнуетесь, и позвонить, предупредить, а у нас там такая компания интересная собралась, что я обо всем забыл, как дурак последний. А что алкоголь употребил, так это меня бес попутал, я же знаю, как это вредно для здоровья, особенно для такого молодого организма, как у меня, но сами понимаете, запретный плод всегда сладок, вот у меня и не хватило силы воли сопротивляться соблазну. Я знаю, что поступил плохо. Простите меня. И все в таком же ключе.
– Смотри, как любопытно, – задумчиво заметил Камень. – Николаша, если я правильно понял, никогда не отстаивает свое право поступать так, как он поступает. Сразу начинает признаваться и каяться, если отпереться нельзя, то есть если поймали с поличным, как с книгами или с чеками. А если не поймали, как в случае с карточным мошенничеством, то будет отпираться до последнего, ни за что не признается. Но ты ни разу не рассказывал мне, что Коля заявил: я уже большой и имею право делать так-то и так-то.
– А что это означает? – не понял Ворон.
– А то, что все эти фортели – это не болезнь взросления, а вполне созревшая позиция. Гнилой он парень, и был таким уже лет в семь-восемь. Он не отстаивает свое право на поступки, которые считает поступками взрослого человека, он прекрасно знает, что поступает плохо, но надеется, что обойдется, как-нибудь пронесет, ведь он такой чудесный, ловкий, умный и удачливый. Ну а уж если не обходится, то надо покаяться, чтобы на психику не давили и мораль не читали, чтобы простили побыстрее. Самое смешное, что он действительно довольно удачлив и попадается нечасто, и из этого факта он делает вывод, что везение – это закономерность, а если он попался, то не потому, что так в принципе и должно быть, и не потому, что он дурак и нашелся кто-то умнее и более ловкий, а исключительно в силу неблагоприятного стечения обстоятельств.