Дорога

Олди Генри Лайон

– Не бойся. Мы тебя и без Марцелла убьем. Хорошо убьем, грамотно. Спасибо скажешь. Потом...

– Скажу, Кастор, обязательно скажу...

Харон хотел было перегнуться через стол и потрепать Кастора по плечу, но сидевший между ними Марцелл неожиданно поднял над головой кусок мяса и изо всех сил ударил им по доске для разделки. Потом прислушался к родившемуся шлепку, лицо беса приобрело чудное растерянное выражение, и из горла вырвалось глухое рычание, похожее на рык тигра.

Он схватился за голову, застонал и принялся ритмично шлепать мясом по доске. Его била дрожь, по обнаженному торсу пробегали судорожные сокращения, и глаза Марцелла, казалось, сейчас вылезут из орбит.

Сквозняку

стало страшно. Ночь старалась крепиться, хотя ее и подмывало удрать куда подальше от этих сумасшедших двуногих, и когда Харон кинулся было к припадочному - рука Кастора вцепилась в его тунику и не позволила встать. Это глаза были старенькие, голос, а рука - ничего, крепкая рука...

Потом ланиста так и не мог понять: возникший за окном и заполнивший всю кухню шорох, шелест, шуршание - померещились они ему или нет?...

– Это его Зал зовет, - прошептал Кастор, и голос беса на этот раз оказался низким и глубоким, хотя и надтреснутым.

– Не мешай, ланиста... Отмеченный он. Скоро его Зал отпустит - тогда беги воду кипятить. Чаю ему надо, горячего... Ни сахара, ни меда - один чай, и покрепче. Давай...

Кастор разжал пальцы, ухмыльнулся и внезапно заорал варварски немузыкально, стараясь попадать в ритм Марцелловых ударов. Выскочивший за чаем Харон успел услышать только начало, нечто вроде:

– В Зале Ржавой подписи

Бесы будут скот пасти,

Путь, ведущий к пропасти

От края

До рая...

Сбитая с ног ночь неслышно выругалась, и пропустила тот момент, когда корчащийся Марцелл хрипло взревел и упал с табурета на пол. Кастор присел рядом, и страшен был в ту минуту его насилуемый взгляд.

– Продал душеньку, - бормотал полоумный бес, поглаживая потную Марцеллову шевелюру, - терпи теперь... Продал, продал, и я продал, и все вот и маемся... дешево, совсем дешево, горсть минут взяли, и те с гнильцой... Зачем, зачем?.. Нельзя так жить, нельзя столько жить!.. и не жить нельзя... Отдайте душу, не хочу, не подпишу, нельзя... В Зал иди, Марцелл, в Зал Ржавой подписи, иди - пока зовет... меня не зовет уже...

Марцелл вздрогнул и открыл глаза. Кастор склонился над ним.

– Ну что?
– жадно прошептал Кастор и губы его затряслись.
– Что видел? Что?!

Марцелл приподнялся.

– Я спал, мадонна, видел ад...

Слова, рожденные беспамятством, странно прозвучали в пропитанной запахом мяса кухне. Марцелл выгнулся и потерял сознание.

В двери влетел Харон с узелком чая.

2

Ночь вышла во двор и присела на ступеньки. Гроза, копившаяся целый день, полыхнула несмелой молнией, и в разорвавшемся занавесе, у самых ворот, ночи примерещилась нелепая, невозможная фигура - будто песчаный варан встал внезапно на задние лапы, и на плоской морде ящера застыло напряженное человеческое внимание... В следующее мгновение двор был уже пуст. Ночь прыгнула к забору, но на улице никого не было; если не считать случайного прохожего в блестящем синем плаще, уже свернувшего за угол.

Начался дождь. Ночь подумала и вернулась под крышу.

ПРИЛОЖЕНИЕ III

(Кодекс Веры, глава о Порче, раздел "Строения")

ХIV. 6. Строениями называются искусственно возводимые места обитания людей, содержания домашних животных, хранения любой собственности; постройки гражданского и культового предназначения, а также естественные природные образования, соответствующим образом подготовленные.

ХIV. 7. Любое строение возводится с соблюдением положенной технологии, как то: ритуальные щели для проникновения осадков и образования сквозняков, пропитка строительных материалов гнилостными мастиками, использование положенных пород дерева и стандартизированного кирпича, наличие в подвалах грунтовых вод, и т.д., см. раздел "Порча: предпосылки и условия".

ХIV. 8. Всякое строение, включая естественные природные образования, формируется таким образом, чтобы при оставлении строения человеком и прекращении непрерывного человеческого ухода покинутое строение немедленно вошло в перманентный цикл разрушения и по истечении срока от пяти до девяти лет пришло в полную непригодность. Использование брошенных строений карается в соответствии с существующим законодательством.

ХIV. 9. Всякое строение не должно превышать уровня двух этажей наземных построек, и полутора ярусов ниже фундамента. О храмовых молельных помещениях см. раздел "Исключения - как они есть".

ХIV. 10. Нарушения любого пункта главы о Порче, раздел "Строения", влечет за собой пожизненное заключение в Казематы Входящих без подачи апелляции с одновременным лишением гражданства.

ХIV. 11. Строения, созданные с отклонениями от существующих норм Порчи, подлежат немедленному уничтожению.

ХIV. 12. Заявления Пустотников о нарушении норм Кодекса Веры рассматриваются советом Порченых жрецов в индивидуальном порядке.

3

Это был совершенно обычный стол. Длинный, дощатый стол, без излишеств, вроде гнутых ножек, лакированного панно или резьбы по кромке. И люди сидели за этим столом совершенно обычные - пожилые, разные, обремененные заботами и неурядицами, лысые, бородатые... И люди, и стол удивительно подходили друг другу. Простота, уверенность и спокойствие.

Первым справа сидел Архелай Тисский, Отец Строений. Его посох стоял поблизости, прислоненный к стене, и на набалдашнике тускло поблескивало стилизованное изображение циркуля - личный знак Строителя. От посоха ложилась узкая тень, конец которой упирался в грубые толстые подошвы башмаков - но уже не Архелая, а следующего сидящего за ним. Чувствовалось, что этот человек прочно стоит на земле. Многие даже сетовали, что слишком прочно, но делали это незаметно, шепотом - и правильно делали.

Сидящего вторым звали Медонт Гуриец, и он был Отец Свободных. Именно людьми Гурийца устанавливались сроки Реализации Права каждого гражданина, в его канцелярии обсуждалась форма и способ каждого заявленного Ухода, и подписи Медонта было достаточно, чтобы гордый аристократ распустил приглашенных, вылил заранее составленный яд и отправился под присмотром в загородное имение - жить дальше, в горечи и позоре. Лишь Реализовавший свое Право уходил из сферы влияния Гурийца, чье слово заканчивалось на пороге этого мира; уходил, но напротив Медонта за столом сидел третий человек, и даже ушедший в небо не мог пройти мимо него.

Брат Ушедших, сгорбленный, высохший Эвпид из Зама... Брат - ибо назвать себя Отцом Ушедших не осмеливался никто. Но костлявая, покрытая синими венами рука Эвпида дотягивалась подальше, чем любая другая. Она дотягивалась до смерти, позорной или почетной смерти, и мертвой хваткой брала небытие за глотку. Установка или публичный снос именного жертвенного камня, приношение венков или наложение клейма на место захоронения, запрет на вознесение родовых молений - и это далеко не полный перечень... Когда немощная фигура Эвпида появлялась в коридорах канцелярии Медонта - все служащие не сомневались, что чьи-то родственники до третьего колена по обеим родительским линиям надолго задержатся на земле... У локтя Эвпида лежал его медный жезл в виде молнии, оканчивающийся растопыренной пятерней с аккуратно заостренными ногтями, покрытыми серебристым лаком. Эвпид из Зама все время придерживал жезл, словно опасался, что сосед его предпримет попытку украсть символ - но сосед сурово молчал, и неподвижность его была сродни покою ночного утеса.