Шрифт:
Дмитрий ФЕДОТОВ
ДОРОГА
Ать-два! Ать-два! Шире шаг! Не отставать...
Шинель отсырела: гнет к земле, студит тело. Каска будто из свинца, а он - вот, расфасованный по девять граммов в кожаных щупальцах, намертво вцепившихся в тебя...
Ать-два!
– несется вдоль строя. Чавк-чавк!
– эхом откликаются две сотни кирзовых сапог. Серая спина впереди, серое плечо справа, тяжелый пар в затылок.
Рейд.
Никто не помнит, когда он начался.
Никто не знает, когда закончится...
Нет! Знаем! Когда
Ать-два! Выше головы! Впереди противник! То-овсь!..
За поворотом - мост. Перед ним - два дота, как две простреленные каски. И окоп с бруствером, как рубленая рана с коркой запекшейся крови.
Стой! Рота-а, в цепь! Приготовить гранаты! Короткими - ма-арш!
Бег. Стремительный, отчаянный, на вдохе. Выдохнешь, когда добежишь. Если добежишь...
Рывок, перебежка, упал. Рывок, перебежка, очередь. Сто шагов, двести - живой! Черная пасть, блюющая огнем со смертного перепою, вот она!
– двадцать шагов справа. Гранату - в кулак, чеку - зубами: получай!
И снова бег.
Бруствер. Автомат - на плечо слева, нож из-за голенища справа вперед!
Очередь в чей-то раскрытый рот. Нож в чью-то мокрую спину. Очередь - нож, очередь - нож...
Солдат. Рейдер. Убийца. Робот...
Отбой! Мост взят! Собрать оружие, оказать помощь раненым, мост заминировать! Привал десять минут!..
И снова: ать-два! чавк-чавк!..
– Эй, браток, кинь кисет! Табачок, говорю, у тебя отменный, а мой весь вышел.
– Что, братва, дали мы им? Как тараканов из щелей! Потеха!
– Понимаешь, бегу я, автомат заклинило, а он - вот: варежку разинул. Пришлось прикладом...
– Гурта, представляешь, в упор из спаренного, как бритвой. Жаль парня!
– Эх, в хату бы сейчас! Чтоб печь гудела, молочка парного да бабу, какую ни на есть, самую завалящую!..
– Смотри, впереди, на холме, кажись, деревня?
– Откуда? Мираж это! Вечереет, они и поперли...
– Надо же! Вроде и окна светятся. Глянь, даже проселок туда накатан! Может, свернем, а, старшой?
– Вот дурень! Говорят тебе - мираж! Места здесь гиблые. Увидишь дорогу, а шагнешь - топь бездонная.
Рота устало протопала мимо холма, на котором уютно подмигивали желтыми окошками аккуратные белые хатки, почти по самую крышу утопавшие в зелени садов. Мягкие лучи уже ушедшего за горизонт солнца золотили легкие редкие облачка на синем бархате вечернего неба. А из низины, от невидимой с дороги речушки, цепляясь темными пальцами за кусты и скирды на луговине за околицей, неслышно выползал туман предвестник ночи.
Рота серой змеей медленно втягивалась в узкую ложбину, залитую ночным молоком. И никто не заметил, как от последней шеренги последнего взвода отделилась серая фигурка и скользнула к обочине, к проселку...
Проселок оказался сухим и пыльным. Вечная грязь, эта хлюпающая жижа, пропахшая порохом и копотью, кончилась сразу же за откосом. Звук шагов таял в пыли, не отрываясь от дороги. Идти было непривычно легко и свободно. Спокойствие, казалось, излучала сама земля. И еще - запах! Он давным-давно забыл, что есть другие запахи, кроме пота и крови.
В голове зазвенело. Проселок плясал перед глазами, колени подгибались.
Солдат тяжело опустился на траву у обочины, с усилием стянул с головы каску. Легкий ночной ветерок подкрался сзади и разворошил слипшиеся, давно не стриженые волосы. Вечерняя прохлада ласковыми прикосновениями освежила обожженное лицо.
Солдат снял с плеча автомат и осторожно прислонился к тонкому белоствольному деревцу. Загрубевшей, черной от въевшейся пороховой гари ладонью коснулся травы. Она была влажной и шелковистой, пригибалась под тяжестью руки и неожиданно упруго проскальзывала между пальцев. Он никак не мог поймать ни одной изумрудной стрелки: пальцы, привыкшие сжимать рукоятки оружия, оказались неспособными сделать такое простое движение.
Справа что-то шевельнулось. Рефлекс сработал мгновенно: рука метнулась к автомату, все тело спружинило и подобралось. Он рывком перекатился за дерево, одновременно вскидывая оружие, лег на живот, прочно уперся носками сапог в мягкий дерн, слегка раскинув ноги. Взгляд молниеносно обшарил ближнюю панораму кустов и деревьев в поисках врага.
И тут же туда, где он только что сидел, неожиданно выскочил крохотный лохматый зверек с большими треугольными ушами и коротким воинственно задранным хвостиком. На солдата вытаращились два круглых испуганных желтых глаза, а в следующую секунду зверек издал радостный писк и принялся тереться пушистым боком о его заросшую щеку.
Солдат облегченно выдохнул, отложил ненужное оружие, сел и взял котенка на руки. Тот сразу же затарахтел, уселся на широкой ладони и принялся умываться.
Небо налилось густым ультрамарином, и солдат впервые за долгое время увидел звезды. Там, на дороге, небо всегда было бурым от туч и дыма... Солдат поднялся, закинул за спину автомат, посадил котенка в карман и медленно пошел по проселку к деревне.
Он поравнялся с крайней хатой. На невидимом заднем дворе сонно хрюкали свиньи да квохтали куры, устраиваясь на ночлег. Скрипнула дверь, и на крыльцо вышла маленькая седая женщина в длинном домотканом платье. Она оперлась темными сухими руками о перила и, казалось, внимательно всматривалась в солдата.
Он отвернулся и пошел прочь.
– Сынок!
Будто автоматная очередь резанула его по спине. Он стремительно обернулся: женщина торопливо шла к калитке.
– Сынок, куда же ты?
Он вдруг почувствовал, что нечем стало дышать, судорожно рванул ворот гимнастерки: почему? что это с ним? кто эта женщина?
Она подошла вплотную, неуверенно протянула руки и коснулась шинели. Он не шевелился, только смотрел на ее тонкие быстрые пальцы, осторожно ощупывающие патронташи. Женщина подняла голову, заглянула солдату в лицо.