Дорогами Чингисхана

Северин Тим

Постепенно животных сгоняли к полю для финальной бойни, где сам каган пускал первую стрелу в массу перепуганных животных. Это был сигнал к началу избиения. Монголы убивали не всякое животное, попавшее в западню. (Будто эхом этих обычаев звучат слова казахов об уважении к орлам.) Когда каган считал, что жертв уже достаточно, он приказывал остановить расстрел, и цепь размыкали, выпуская на волю выживших.

Глава 14. Черная Смерть

Согласно «Сокровенному сказанию», среди монгольских племен, обитавших вблизи Бурхан-Халдуна во времена Чингисхана, жил народ под названием урианхай. Рубруку рассказывали о них как о людях, надевающих на ноги отшлифованные кости и ездивших на таких «лыжах» по льду и снегу. Сегодня этот народ составляет всего 1 % населения Монголии, он знаменит своими традиционными песнями и

танцами. Их горловое пение хууми звучит очень зловеще, исполняется дребезжащим голосом, который требует большого напряжения, поэтому исполняют эти песни обычно мужчины. Различные звуки получаются напряжением губ, горла, груди и живота, возникает эффект одновременного звучания нескольких голосов, в которых слышатся клокотание потока и завывание ветра в горах. Во время бешеных танцев исполнитель трясет руками и плечами. Группы полукочевых урианхаев живут в Баян-Улгийском аймаке вместе с казахами. По моей просьбе шофер пообещал свозить нас к их стойбищу, которое находилось неподалеку от китайской границы.

Он вез нас через самые безрадостные места Алтая. Покинув охотников с орлами и Ходжанияза, мы начали долгий медленный подъем через ряд каменистых долин. Скалы отливали унылым аспидным цветом. Где не было зазубренных утесов, открывался вид на неровное, холмистое пространство, через которое прокладывали дорогу лысые покрышки джипа. Путешествовать на этой развалюхе было не так романтично, как на лошади, зато мы могли гораздо эффективнее прочесать местность в поисках урианхаев, которые казались неуловимыми. Эта местность и в лучшее время года была негостеприимна, а теперь здесь и вовсе не попадалось признаков жизни. В том месте, где шофер рассчитывал встретить урианхаев, не оказалось ни единого кочевника. Вокруг скалистого выступа на склоне горы лежали туши 15–20 овец. Они лежали рядком, будто трава на покосе, словно животные внезапно попадали и умерли. Они могли бы погибнуть от болезни, но пустая долина и голые склоны рассказали другую историю. Дожди в Монголии — явление локальное, и когда через стойбище Камрана прошел буран, здесь, в долине, случился жестокий потоп. Наш шофер предположил, что кочевники попросту ушли с гибнущих пастбищ, на которых смыло тонкий слой плодородной земли вместе с травой, и отправились выше в горы. И мы тоже двинулись дальше.

Наконец мы добрались до перевала и по другую сторону от него обнаружили широкую котловину. В этом месте легко опознавался кратер потухшего вулкана. На темно-серых крутых склонах растительность отсутствовала. Только скалы, щебенка да острые выступы породы. На дне котловины виднелось мелкое озерцо со стоячей водой. Кайма из рассохшейся грязи показывала, что вода отступает, что озеро когда-то было вдвое больше, чем сейчас. На дальней стороне долины на склоне проступали еле заметные зеленые оттенки. На одном из таких пятен толпились коровы и лошади, объедая скудные поросли травы. Еще выше по склону стояло с полдюжины войлочных шатров, не таких высоких, как казахские юрты. Значит, это и были гыры урианхаев.

Мы съехали к озерцу, миновав двух урианхайских табунщиков, угрюмо гнавших маленький табун изнуренных лошадей по плоскому дну котловины. От озера нас отделяло 700–800 ярдов, когда Док вдруг крикнул шоферу, чтобы тот остановился. Когда машина встала, Док велел осторожно ехать назад. Он достал платок, закрыл им нос и принялся с беспокойством высматривать что-то сбоку от машины. «Теперь стой! Стой! — крикнул он. — Дальше не двигайся!» А потом указал свободной рукой на то, что казалось по размеру могильным холмиком, а по форме напоминало кротовью горку с норой посередине. Сперва я не мог разобрать, на что он показывает, но потом заметил, что в норе что-то движется. Сперва мне показалось, что это дохлая лисица, — ветер ерошил длинный, красивый рыжий мех. «Это сурок! Он умирает», — сказал Док.

Я не мог понять, почему он так волнуется. Это и в самом деле был сурок, свернувшийся у своей норы, возможно, уже мертвый или умирающий. Но сурки здесь не являются чем-то особенным. По всей Монголии мы видели сотни и сотни этих зверьков. Эти степные грызуны размером с небольшого барсука обычно стояли столбиками, когда мы проезжали мимо, свистом предупреждая сородичей, и долго наблюдали, как мы удаляемся. Лишь убедившись, что опасность миновала, они прыгали в свои глубокие норы. Сурки для пущей безопасности кормятся на удалении от своих нор, пробираясь под землей и делая вылазки на поверхность, чтобы подышать, как киты, идущие под паковыми льдами. Пржевальский оставил хорошее описание тарбагана, как называют его монголы:

Из животного царства характерным

явлением этой степной части Забайкалья служат байбаки, или, по-местному, тарбаганы, небольшие зверьки из отряда грызунов, живущие в норках, устраиваемых под землей. Впрочем, большую часть дня, в особенности утро и вечер, эти зверьки проводят на поверхности земли, добывая себе пищу или просто греясь на солнце возле своих нор, от которых никогда не удаляются на большое расстояние. Застигнутый врасплох, тарбаган пускается бежать что есть духу к своей норе и останавливается только у ее отверстия, где уже считает себя вполне безопасным. Если предмет, возбудивший его страх, например человек или собака, находится еще не слишком близко, то, будучи крайне любопытен, этот зверек обыкновенно не прячется в нору, но с удивлением рассматривает своего неприятеля. Часто он становится при этом на задние лапы и подпускает к себе человека шагов на сто, так что убить его в подобном положении пулей из штуцера для хорошего стрелка довольно легко. Однако, будучи даже смертельно ранен, тарбаган все же успеет заползти в свою нору, откуда его уже нельзя иначе достать, как откапывая. Мне самому во время проезда случилось убить несколько тарбаганов, но я не взял ни одного из них, так как не имел ни времени, ни охоты заняться откапыванием норы.

Русские вообще не охотятся за тарбаганами, но буряты и тунгусы промышляют их ради мяса и жира, которого осенью старый самец дает до пяти фунтов.

Мясо употребляется с великой охотой в пищу теми же самыми бурятами и тунгусами, а жир идет в продажу.

Добывание тарбаганов производится различным способом: их стреляют из ружей, ловят в петли, наконец откапывают поздней осенью из нор, в которых они предаются зимней спячке.

Однако такое откапывание дело нелегкое, потому что норы у тарбаганов весьма глубоки и на большое расстояние идут извилисто под землей. Зато, напав на целое общество, промышленник сразу забирает иногда до 20 зверьков.

Однако сейчас Док смотрел на тушку сурка как на кобру, готовую броситься на человека. Я ничего не мог понять. В конце концов всего две недели назад мы с Делгером и Байяром ели запеченного сурка.

— Не выходите из машины! — предупредил Док. — Оставайтесь на месте! — Его голос глухо звучал из-под платка. — Этот сурок болен.

— Что это значит? — спросил я.

— Это значит, что в долине pestes, и мы должны предупредить урианхаев, — ответил он.

— Pestes? — Я припомнил свои познания в латыни. — Ты имеешь в виду чуму?

— Да! — подтвердил Док. — Чума.

Теперь стало понятно, чего Док испугался. Пол, конечно, счел его перестраховщиком и попытался выйти из машины, чтобы сделать снимки. Но Док схватил Пола за руку, я впервые увидел нашего врача по-настоящему рассерженным.

— Я же сказал — не подходи к зверю! Ты умрешь, если даже просто вдохнешь воздух около него.

Скептически усмехнувшись, Пол опустился на сиденье. Я тоже был скорее озадачен, чем напуган. Может быть, сурок и вправду пострадал от чумы — что само по себе необычно, — но я всегда считал, что чума передается блохами и другими паразитами от крыс. Впрочем, это всего лишь мнение обывателя, а Док, похоже, знал, что говорил.

Мы развернули джип и поехали назад к табунщикам. Док заговорил с ними очень серьезным тоном. Они тут же увели своих лошадей в сторону, чтобы не пройти мимо сурочьей норы. Их традиционные верования вполне согласовывались с доказанными наукой фактами, что легочная чума передается от человека к человеку воздушно-капельным путем.

Мы продолжили путь к гырам урианхаев. Те поставили маленький, довольно грязный лагерь на голой земле, там, где склон был наиболее пологим. На вид урианхаи выглядели обычными монголами, а лагерь производил впечатление временного пристанища. Ему было не больше двух-трех дней. Я заметил, что гыры окопаны канавкой, чтобы их не заливало водой. В свете воспоминаний о недавнем потопе канавка выглядела жалко. Очевидно, прошлым вечером внезапный ливень — первый за много недель — залил шатры и промочил все имущество.

Обстоятельства складывались против несчастных урианхаев. Они рассказали, что два последних месяца продолжался жестокий потоп. Большая часть скота погибла в нижних долинах от голода, а недавно они перегнали остатки повыше в горы, надеясь найти здесь больше травы. Док рассказал им про мертвого сурка и предупредил, что эта долина может быть очагом чумы. Урианхаи приуныли еще сильнее.

— Они говорят, что это для них последний удар, — перевел Док. — Теперь им придется уходить и из этой долины и пытаться отыскать другое пастбище. Но сезон почти закончился, хороших лугов не осталось. Они говорят, что это третье несчастье.