Дорогами Фьелланда
Шрифт:
— Когда придем в Форлатт, можешь его не стеречь, — на ломаном фьеле сказала ей Вейна, жена одного из охотников. — Оттуда не сбежишь, пределы священного города охраняют сами боги, — и она очень неприятно улыбнулась.
Вейна оказала Астрид большую услугу, приютив ее в лагере сьергов. Болдр не спешил позаботиться о бывшей союзнице: мол, приехала с Руотом — вот и живи с ним. Он припомнил ей неудачу с похищением Эринны и вообще вел себя неприветливо. Астрид поразилась, как он изменился. Колдун, неизменно сопровождавший принца, злорадно скалил зубы. Ей не хотелось навязываться Руоту, и дело было даже не в женской скромности, просто
Она чувствовала себя опустошенной, потерянной. Все, чего она добивалась — рассыпалось, утекло сквозь пальцы. Не было ни сил, ни желания что-то делать, доказывать, придумывать. Астрид заставила себя встряхнуться. Сейчас, когда благополучие Ивейна зависит от нее, ей нельзя раскисать!
Когда она вошла с блюдом в шатер, пленник смерил ее безразличным холодным взглядом. Молча. Подавив раздражение, Астрид спокойно сказала:
— Я принесла обед.
Снова молчание. Ивейн сидел неподвижно, но даже его поза выражала неприязнь. Видавшая виды куртка нуждалась в починке, отросшие волосы прядями падали на шею, на скуле виднелся синяк и ссадина от латной перчатки — этот «подарок» Ивейну достался от Зигрида в походе, когда тот поймал беглеца во второй раз. Астрид вдруг охватила пронзительная жалость и странная нежность.
— Поешь, — попросила она мягко. — Потом я приготовлю отвар и сделаю примочку на твою рану. Этот Зигрид просто кабан! — она тронула его за плечо, но Ивейн стряхнул ее руку, полыхнул голубыми глазами:
— На Зигрида я не в обиде. Он — рыцарь и должен быть верен своему сюзерену. Впрочем, мне и на тебя обижаться не за что. Ты просто подлая лицемерная шл… — бранное слово чуть не сорвалось у него с языка, но Ивейн все же сдержался, отвернулся к стене. И снова застыл.
Астрид словно плеснули в лицо кипятком. Больно ранило и непроизнесенное слово, и особенно взгляд Ивейна, в котором не было даже ненависти — одно ледяное презрение. Разве она это заслужила?! Она все сделала, чтобы спасти их обоих! Заступалась за него перед рыцарями, врала Руоту, что Ивейн — простой оруженосец, а сама молилась, чтобы никто не углядел явного сходства между ним и Кайтоном! Нянчилась с ним, как с ребенком!
Она резко выдохнула, пытаясь успокоиться, но, Ивейн, видимо, решил сегодня высказаться до конца. Отыграться, так сказать, за долгое молчание:
— Тебя что, приставили следить за мной? Зря. Иди передай своим дружкам, что я все равно сбегу!
Потеряв терпение, Астрид грохнула блюдо об пол:
— Отлично, давай! И в тот же день моя голова будет торчать на копье возле Болдрова шатра, потому что я за тебя поручилась! Думаю, это тебя порадует! Беги же, сделай мне одолжение!
Она резко поднялась и вышла. Как жаль, что у шатра нет двери, которой она могла бы хлопнуть!
Когда Вал открыл глаза, его взгляду предстало полутемное помещение с косым потолком, на котором шевелились причудливые косматые тени от пучков трав, подвешенных к опорам. Повернув голову — почему-то сделать это оказалось очень трудно — он заметил алые пятна догорающих огней в очаге, над которым висел видавший виды котелок. В полосе света, падавшей из приоткрытого полога, который заменял здесь дверь, сидел человек с всклокоченными седыми волосами и что-то вдохновенно черкал на восковой табличке. Винсэ! Вал попытался улыбнуться.
Их собирались отвезти к сьергам, вспомнил он. Помещение было похоже на шатер. Вдоль стен громоздились короба и полки, на которых стояло множество горшочков и склянок, а в воздухе чувствовался невыводимый травяной дух. Похоже, они у травника, или лекаря… шамана? По стенам, разрисованным странными, диковатыми рисунками, скользили отблески магии. Благодаря многолетнему обучению и опыту Вал мог их разглядеть, но призвать их ему было так же невозможно, как удержать воду в решете.
Почему-то сейчас это не вызвало у него горечи.
Последние дни он помнил урывками, его сотрясал то жар, то озноб, и он давно перестал различать, где явь, а где бред. Боль то накатывала приступом, то отступала, она ощетинивалась внутри колючим клубком, не давая вздохнуть, или же взрывалась в голове, так что Вал метался на лежаке, кусая губы. Тогда перед его больным взглядом возникала коричневая морщинистая маска, обрамленная белыми волосами, а на губах появлялась прохлада и терпкий вкус незнакомых трав. И боль отступала.
Сейчас он простодушно радовался тому, что колючий клубок внутри исчез, и он может видеть этот пыльный свет, этот очаг, и Винсэ, с которым, судя по его виду, все было в порядке. Кажется, их пока не скормили местным духам, как ни грозился Хемминг. «Впрочем, Винсэ вполне способен прихватить свою дощечку даже в жертвенную яму, и убедить кровожадного Харги потерпеть, пока он не закончит расчеты».
Вал настолько осмелел, что даже рискнул приподняться на лежаке, но быстро осознал тщетность своих попыток. «Да я слабее младенца! Сколько же я провалялся?!»
Зато его движение привлекло внимание Винсэ, который поднял голову и испустил радостный возглас:
— Очнулся!
Не выпуская из рук драгоценной дощечки, изобретатель подсел к больному, и Вал снова невольно улыбнулся при виде его счастливого лица. Он этого не помнил, но Винсэ всю дорогу пытался, как мог, облегчить его состояние, озабоченно следил за дыханием и украдкой поил друга настойкой скарраты, которая истощала организм, но зато подстегивала слабеющее сердце.
— Я так рад! — воскликнул Винсэ, сжав его руку. Дощечка с расчетами мешала ему, и он недоуменно посмотрел на нее, потом спохватился:
— Я тут кое-что набросал, пока ты был без сознания. Эта штука точно должна полететь! Я назвал ее «винтолет»… хм… хотя название «воздушный винт» здесь тоже подходит.
К сожалению, Вал своей плывущей головой пока что не мог оценить изящество изобретения. Он видел только короткую спираль наверху и нечто непонятное внизу.
— Не сомневаюсь, что оно полетит, — произнес он с трудом.
— Ах, да! Тебе, наверное, нужно что-нибудь? Ульва оставила для тебя лекарство… где же оно? Она будет рада, что ты пришел в себя. Она так и сказала, что это случится сегодня.
Винсэ умолчал, что Ульва вообще-то выразилась по-другому. Вчера, сидя перед очагом, шаманка вопросила о судьбе Вала своих духов-помощников, и когда ее сознание вернулось из запредельного странствия по чужим мирам, она сурово произнесла:
— Твой друг застрял на пороге смерти. Того-мусун так сказал мне: «Пусть этот парень уже определится, туда или сюда. А то сквозит». Завтра этот человек должен выбрать.