Дорогами Пророчества
Шрифт:
– Он… он умер? – Пошатывающаяся Эона встала напротив: во взгляде – беспокойство, в голосе – слезы.
Изумленный взгляд был ей ответом. Упаси этот самый, Единый, уж не влюбилась ли наша доморощенная феминистка?!
«Вполне может быть: во все времена женщины любили подонков». «Любили» – не совсем верное в данном случае определение. Скорее мерзавцы – это вызов женскому самолюбию и гордыне, подначка судьбы-насмешницы…
В глубокой задумчивости я потерла нос, однако, спохватившись, что копирую любимый жест одного знакомого наемника, тотчас прекратила.
– Да вроде живехонек. – Дождешься от этого нахала, как же!
К еще большему моему изумлению, светловолосая присела на корточки
– Тогда что с ним? – Она отдернула руку и покраснела, будто наемник собирался сейчас открыть глаза, чтобы с фирменной улыбочкой выдать очередную скабрезность.
Браслет на левом плече горячо не возмущался, поэтому я убрала оружие обратно в ножны и тоже опустилась на колени рядом с Верьяном. Его кожа явственно отливала тем оттенком нежно-зеленого, что уже был мне знаком по пребыванию в хмеловском подвале.
– Точно не скажу… – Я сковырнула ногтем с косички присохшую шкурку. Та довольно-таки легко отстала, за ней тянулась тонкая нить слизи. – По симптомам его состояние весьма похоже на коллапс, наступивший вследствие двусторонней принудительной трансформации.
– Колпас принудительной транф… трас… чего?
– Коллапс принудительной трансформации.
– А-а-а… понятно, – протянула девушка таким тоном, что сразу становилось ясно, что ни черта ей непонятно.
– Да оборотень наш Верьян. – Практика показала, что в случае с Эоной лучше сразу все рассказать, чем потом мучительно пытаться находить объяснение своим поступкам. – В отключке он из-за смены ипостаси: перекинулся два раза подряд, да еще не в цикл, вот и переутомился.
Я внимательно оглядела покрытый слизью чешуйчатый кусочек шкуры, затем поднесла к носу и осторожно принюхалась. Запах не сказать чтобы очень приятный (резкий, мускусный, с кислинкой), но вполне терпимый. Расхрабрившись, я содрала пласт шкуры потолще.
«Не совестно беззащитных обдирать?» Верьяну-то все равно, а мне на досуге будет очень полезно с зельями поэкспериментировать.
Не выдержав зрелища добычи и упаковки ценного ингредиента экспериментального оборачивающего эликсира, подруга поскорее отвела взгляд, боясь возвращения тошноты. Видимо, поэтому до нее не сразу дошла сообщенная мной информация.
– Оборотень?! – Она отпрянула столь резко, что не удержалась на ногах и плюхнулась на землю.
– Оборотень.
Наши взгляды пересеклись.
– А кем он оботн… обор… перекидывался?
Светло-карие глаза были наполнены ужасом, недоверием, непролитыми слезами. И на самом-самом донышке тяжелел яд отвращения. Придет время, и он отравит все прочие чувства. Вот вам и вся любовь…
– Лучше и не спрашивай – спать крепче будешь. – Я перевела виноватый взгляд с подруги на объект ее чувств.
Тело наемника было неподатливое. Точно каменное. Мои попытки его распрямить не увенчались успехом. Если бы не слабое дыхание, можно было решить, что передо мной вообще труп. С некоторой опаской приподнятое веко обнажило нормальное глазное яблоко: из лимонно-желтой радужка вновь стала золотисто-коричневой, привычно круглый зрачок пусть едва заметно, но на свет реагировал.
– Похоже, это у организма защитная реакция. Побудет в таком состоянии пару деньков – станет как новенький. А нам-то что с тобой прикажешь делать, Веарьян Илиш?
Вопрос, понятное дело, остался без ответа.
– Ладно, вечереет уже. – Я поднялась с корточек, по очереди обтирая липкие ладони о штаны. Настороженно прислушалась к самочувствию – на заклинание какой мощности достанет Силы. – Пошли овраг какой поищем: надо успеть тело спрятать до темноты.
Перебирая землю руками, светловолосая попятилась от меня в священном ужасе.
Хокпекты и правда оказались, как точно охарактеризовала поселение Кирина, «дырой, какую еще поискать». Даже надвигающийся вечер не красил этот захолустный пограничный городок, а стремительно густеющие тени захламляли улицы наравне с мусором. Ограждения, как такового, у Хокпектов не было: ни высоких каменных стен, ни хотя бы крепкого, острого частокола. Поселение окружала символическая каменистая насыпь, лишь усиливающая сходство с общественной свалкой. В довершение удручающей картины над переполненными сточными канавами роились тучи мошкары.
Домов было не так уж много, но они жались друг к другу, как селяне перед лицом нового наместника. Эти угрюмцы с крепкими, наглухо запертыми ставнями нависали крышами над узкими, извилистыми улочками, отчего последние становились еще более мрачными и тесными на вид. Да если постоялый двор – главный показатель достатка поселка на тракте – выглядел словно вот-вот рухнет, погребенный под тяжестью собственной крыши, о чем тут еще было говорить…
Усталая, понурая кляча, из последних сил тащившая за собой груженую телегу, остановилась возле здания, на мой взгляд ничем не отличавшегося от прочих. Правда, даже из-за плотно прикрытой двери доносились звуки, подозрительно похожие на те, что выдают без меры любопытным соседям знатное гульбище – бряцание струн, низкий гул человеческих голосов и неразборчивые, но ощутимо нетрезвые выкрики. А какие оттуда доносились ароматы! Крайне завлекательные для голодных путников.
В противоположность снулой лошади ее хозяин, маленький, суетливый человечек, был чрезмерно бодр и энергичен. Бросив мне вожжи, он соскочил с телеги, развивая бурную, но бестолковую деятельность. Напроситься к нему в компанию нам посчастливилось в Моске.
Мы завернули в корчму со странноватым, но забавным названием «Поющий суслик»: пообедать, запастись провизией и детально расспросить дорогу до Хокпектов. Питейное заведение встретило случайных путников настороженно и с опаской: город наводнила переодетая Имперская стража. Их было трудно не заметить – местные непроизвольно шарахались от хамоватых, не особо таящихся стражников. Маршалы Храма действовали тоньше и незаметнее, но для моей магии Предвидения было без разницы – мирской воин перед ней или божий. Пережидая облаву и отпаивая элем перенервничавшую Эону, я потихоньку разговорилась с лысоватым востроносым мужичонкой средних лет, расположившимся по соседству. В ходе беседы выяснилось, что достопочтенного рена величают Темрином, проживает он в Дрюссе, где вполне успешно торгует овощами. Вот уже неделя, как эта торговля должна была сместиться в район Хокпектов, да его помощник некстати ввязался в драку с тиланскими стражниками. Поддакнув сетованиям дрюссельского торговца на обнаглевших столичных гастролеров и выразив горячее желание защитить с оружием в руках имущество достопочтенного рена, не щадя живота своего и других частей тела, я обеспечила нам проезд за чисто символическую плату. Впрочем, это не помешало мне и Эоне продрыхнуть всю дорогу под непрекращающуюся трепотню разговорчивого торговца.
– Приехали!!! – надрывал глотку рен Темрин, бегая вдоль невысокого, слегка покосившегося заборчика. – Выгружаемся! Живее-живее!
Городишко реагировал на его вопли не больше, чем сладко посапывающая на мешках с семенным картофелем Эона. Когда я потрясла ее за плечо, она только промычала что-то недовольно-неразборчивое и перевернулась на другой бок, натягивая дерюжку повыше.
Как и форсировавший заборчик и затарабанивший в запертую дверь мужчина, я поняла, что здесь требуются более активные методы воздействия. Коварно наклонилась к беззащитному девичьему ушку и проорала с претензией на мелодичность: