Дорогами света
Шрифт:
– Не придется, – в дверях появился Никита. Точнее не совсем Никита. Точнее совсем не Никита. Однако это был он.
Вместо глаз у того, кто так сильно смахивал на Никиту, зияла пустота. На запястьях багровели шрамы от вскрытых вен.
– Идем со мной, малыш, у нас есть незаконченное дело! – с этими словами внезапный гость в два прыжка приблизился и схватил Никиту за горло. Свет померк.
– Ну привет! Долго ты до меня добирался.
Никита оказался дома, на собственном диване. Казалось, что здесь было немного светлее, чем во всем городе. Да и предметы внутри были не такими серыми и однотонными.
– Я это ты, ты это я. И ничего не надо нам, – улыбнулся пустыми глазницами его визави, – Вспомнил? Отлично! Как мы там писали?
Грусть и холод, серый лед.
Город, кажется умрет. Наплевать.
Надоело мне дышать,
И надеется, и ждать. Наплевать.
Что? Все будет хорошо?
Подождать чуток еще? Наплевать!
Закажи мне крест и гроб,
Я теперь уже готов умирать.
– Довольно талантливо, не находишь? – он засмеялся и отложил тетрадный листок, взятый со стола.
Черный человек. Никита знал его. Они встречались раньше, когда черный человек хотел забрать его жизнь. Однажды ночью Никита проснулся от того, что задыхался. Чувствуя сильное удушье он с ужасом попытался вздохнуть, но не смог. Воздуха не хватало. Невозможно было сделать ничего, лишь наблюдать за происходящим. Единственное, что слушалась Никиту – это глаза. Правда он не был уверен, что это были именно глаза. Обычно Никита носил контактные линзы и видел не очень хорошо, но по ночам он был без них. Однако сейчас видел все также четко, как в линзах.
Никита увидел свою комнату, залитую ночным синим светом, и черный силуэт, стоящий над кроватью. Силуэт не двигался. Не двигался и Никита, бешеным усилием воли пытаясь сделать хоть что-нибудь. Тело не слушалась. Наконец, спустя какое-то время, показавшееся вечностью, Никита смог слегка пошевелить большим пальцем на ноге. Это стало толчком к тому, чтобы жизнь постепенно начала возвращался в тело. Спустя еще целую вечность ему удалось оттолкнуться рукой от кровати и перекинуться на спину сделав глубокий вдох, больше похожий на стон. Так он первый раз познакомился с черным человеком.
Но это встреча оказалась не единственной. Ночное удушье и черный силуэт возвращались к нему снова и снова раз. Дошло до того, что Никита боялся засыпать, так как знал, что снова встретит его. Закончились приступы довольно необычным образом.
Постепенно Никита стал осваиваться в этом ужасном состоянии. У него начало получаться отделяться от парализованного тела и словно парить над ним. Внутри все закипало и протестовало. Хотелось выкинуть черного человека из комнаты. В один из таких дней он смог вылететь из тела достаточно далеко и кинуться на ненавистную тень. Комната наполнилась необычным сиянием и все стало видно как днем несмотря на то, что пространство было погружено в темноту. Никита или то, что считало себя им, летел в сторону преследователя и орал матом на всю вселенную, желая тени убираться прочь. В тот раз ему удалось прогнать черного человека до входа в квартиру.
С удивлением Никита заметил, что в прихожей стояли вещи, которые были выкинуты несколько лет назад, после смерти деда. Справа на стене висело зеркало, которого там давно уже не было. Никита схватил тень за горло и увидел испуганное лицо, перепачканные сажей. Почему-то захотелось поцеловать это лицо и Никита не стал себя сдерживать. Не сговариваясь они оба повернули головы вправо и посмотрели в зеркало. Тень исчезла а то, что было Никитой, вернулось в тело.
Можно было бы назвать это ночной галлюцинацией, но по странности совпало так, что в эту же ночь очень сильно избили его соседку по лестничной клетке, когда она вышла покурить на пролет. Избили до крови, до криков, до приезда полиции. И эти ночные избиения продолжались еще несколько дней.
Каждый раз приезжала полиция, которая никого не находила. Каждый раз соседка продолжала выходить покурить по ночам на лестницу и каждый раз кто-то караулил ее за дверью. В конце концов ее избили так, что она отправилась в больницу. На этом все и закончилось. Но ощущение ужаса паралича и яростное желание сопротивляться въелось Никите в кости. Теперь у него было только одно желание – поскорее расквитаться с черным человеком и выгнать его вон. Страха не было. Была решительная ярость.
– Не забудь, что там была и вторая часть, – сказал Никита.
Ты уходишь как всегда – не прощаясь.
Я смотрю на твою спину косую.
И на лужах, в пузырях, что от капель,
нашу следующую встречу рисую.
Кто тебе я? Для чего ты так грубо
разбиваешь раз за разом мне сердце?
Повторяюсь и опять ищу встречи.
И рискую, рискую, рискую.
Ты уходишь как всегда – не прощаясь.
Я опять смотрю на спину косую.
И на лужах, в пузырях, что от капель,
я рисую, я рисую, рисую.
– Да, была. Романтичный ты пенек. Была! Там было еще много частей. Почему ты не дал мне слово, когда я этого хотел? Почему не дал мне закончить начатое? Почему ты так противишься тьме? Разве в тебе есть хоть что-то светлое? Кем ты себя возомнил? Неужели ты думаешь, что ты хозяин нашей жизни?
– Кажется, мы заключили договор? Разве я тебя не отпустил?
– Спасибо великодушно! Только ведь я не собираюсь уходить до тех пор, пока не закончу все, что собирался сделать.
– Что именно?
– Убить тебя, мой хороший. Убить тебя.
В глазах у Никиты потемнело.
– Никита!
Никита открыл глаза. Над ним склонилась Наташа.
– Ты в порядке?
– Не совсем. Что произошло?
– Он кинулся на тебя и мне пришлось дать ему по голове этой штукой, – Наташа показала посох.
– Что было дальше?
– Он превратился в дым и исчез.
– Сколько времени я был без сознания?
– Не знаю, пару секунд. Кто это был?
– Это было мое незаконченное дело. И теперь я знаю, куда нужно идти.
Туман отступил. По Лермонтовскому проспекту в сторону Васильевского острова двигались трое. Кот, девушка и парень. С неба медленно падали хлопья то ли снега, то ли пепла. Холодно не было, ветер стих. Было тихо, сонно и сумеречно. Город засыпал и проваливался в вечность. Только эта странная троица создавала в нем хоть какое-то подобие жизни. Когда они подошли к синагоге, Наташа спросила: