Дороги дождя
Шрифт:
– Так вы переписывались? – изумился Эверетт, подаваясь вперёд вместе со стулом. Ножки со скрипом проехались по начищенному паркету, мать вздрогнула.
– Да, но только последние два года, – она промокнула глаза шёлковым платком. – Знаешь, мы много говорили о тебе. Он даже писал, что заочно любит своего драгоценного внука, хотя и знает его – то есть, тебя, – только по моим рассказам. Он обращался ко мне прямо как детстве – Крошка Мэлис! А ещё – малютка-фея. Помнишь, я рассказывала тебе про фейри?
Эверетт кивал в такт её словам, но, признаться, слушал не слишком внимательно. Когда мать
Ещё мать много рассказывала о зелёных холмах, которые видела лишь однажды в детстве, но полюбила всей душой. Она знала множество историй о фейри – маленьких человечках, умевших превращаться в болотные огни и заманивавших путников в волшебную страну, из которой непросто вернуться. Рассказывала, как фейри воровали младенцев, оставляя в люльке горелое полено вместо ребёнка, как тайком доили коров и таскали у нерадивых хозяек масло прямо из маслобойки, как танцевали на лесных полянах в канун старых праздников вроде Бельтайна, в дни, когда истончались границы между миром смертных и чудесной страной.
В детстве Эверетт очень любил эти сказки, но горько разочаровался в них, когда старый Тэйлор (священник из школы святого Архангела Габриэля, куда Эверетта отдали в тринадцать) сказал, что никаких фейри не бывает, а если бы те и существовали, то считались бы самыми настоящими бесами, восставшими против Господа. Некоторое время напуганный Эверетт еженощно молился о том, чтобы никогда не встретиться со страшными бесами-фейри, а потом, повзрослев, просто перестал в них верить.
– Я так хочу домой… – жалобный голос матери заставил его вернуться к реальности.
– В Ирландию? – Эверетт ужаснулся: неужели горе повредило её и без того слабый женский рассудок? Если им придётся ехать вместе, путешествие грозило сильно затянуться, что никак не входило в планы.
– Нет, что ты! В наш старый дом в Хэмпстеде. Там я прожила большую часть жизни, родила тебя и Эмму, и именно там хотела бы умереть.
– Вам ещё рано думать о смерти, матушка, – мягко, но не без упрёка отозвался Эверетт, нарочно не замечая её тяжких вздохов. – Вы ещё молоды и полны сил. А ваше временное недомогание связано с нервным потрясением и ипохондрией. Пусть Роберт вызовет вам доктора.
Но в этот самый миг он дал себе мысленное обещание: если дело с этим ирландским наследством выгорит – непременно выкупить особняк на Уэлл-Уолк и вернуть мать домой. Она и без того настрадалась. Да и самому Эверетту давно пора браться за ум – в конце концов, содержать мать – его наипервейший долг, а вовсе не забота Роберта Клиффорда.
– Всё будет хорошо, – он поправил пузырь со льдом и убрал со лба матери непослушную прядку волос. – Помнишь свою старую комнату с голубыми обоями? Клянусь, она снова будет твоей! И ещё заведём тебе канарейку, как ты и мечтала.
– Твой отец был против…
– Его, к счастью, больше с нами нет. Отдыхай, – Эверетт поцеловал мать, попрощался и вышел из комнаты.
Ей нужно было принимать лекарство, беречь себя и набираться сил.
Сам же Эверет собирался воспользоваться полученным приглашением отобедать с Робертом и Эммой, а после вернуться к себе. Ведь уже завтра ему предстоял неблизкий путь – через бурные воды на зелёные острова, за нежданным ирландским наследством.
Эверетт никогда ещё не путешествовал так далеко и долго, поэтому был весьма обеспокоен и, кажется, взял с собой слишком много вещей. Уже в дороге в его голову закралась мысль, что в диком захолустье графства Керри вряд ли понадобится парадный костюм и три смены шёлковых рубашек. Разве что лорд-мэр пригласит его на приём? Если, конечно, в Трали вообще есть лорд-мэр.
Ранним утром он выехал из Лондона в Ливерпуль, где на следующий день сел на корабль до Корка (ужасная вонючая баржа, странно, что на ней возят людей, а не скот), а, переночевав там, нанял почтовую карету, запряжённую парой гнедых лошадей, – таких же толстых и ленивых, как и их пропахший табаком и элем погонщик.
До Трали оставалось чуть меньше полусотни миль, а Эверетт уже всем нутром ощущал каждую кочку и рытвину на проклятой ирландской дороге. Он чувствовал, как в желудке бунтуют съеденные с утра омлет из трёх яиц с беконом, овсяная каша и два тоста с яблочным джемом, и вслух клялся, что никогда больше не будет ругать английские дороги. Ведь по ним хотя бы можно ездить, не боясь распрощаться с завтраком.
После стольких дней пути ему больше всего на свете хотелось умыться, переодеться и оказаться в удобной широкой кровати – без сволочных клопов! Эверетт надеялся, что в дедовом особняке в Ардферте такая возможность ему представится. Не может же в этом забытом богом краю быть вообще всё плохо?
Колымага тащилась так медленно, что в Трали они прибыли только на следующий день. Наверное, где-то по дороге даже случилась остановка: лошади показались Эверетту другими, хоть и похожими на вчерашних. Но он, похоже, всё проспал, свернувшись внутри кареты и спрятав голову под подушку. Так что теперь вдобавок ко всем прочим невзгодам у него жутко разболелись спина и шея.
Бросив вознице несколько монет, он вышел из экипажа, размял затёкшие ноги и отправился в соседнюю таверну. Войдя, Эверетт решил, что лучше будет немного выпить перед обедом, и дал себе зарок больше никогда не отправляться в путешествие по ужасным ирландским дорогам, не захватив с собой бутылочку старого доброго виски, – похоже, только так их и можно было преодолеть без существенных потерь.
Местная выпивка обладала чудесными свойствами. После первого стаканчика Эверетт решил, что жизнь несомненно налаживается, после второго Трали показался вполне милой деревушкой (карта называла это место городом, но Эверетт поспорил бы с этим утверждением), третий стаканчик (плюс ароматный пастуший пирог) окончательно примирил его с миром вокруг. В конце концов, небо было ясным, майское солнце сияло вовсю, и дождя не ожидалось. Чего ещё желать?