Дороги джунглей
Шрифт:
Брачная церемония совершается в ночь полной луны. На жениха и невесту надевают чистые одежды и сажают на центральное место в уру. Невесту приветствуют красивой песней:
Ты как пчела на поле чамая. Ты как пчела на поле раги. Ты как пчела на поле маиса.Если в цивилизованной Индии жена обязана идти жить в дом к мужу, то у мудугаров нередко муж живет у жены. И после замужества женщина сохраняет имя своего рода, а родившиеся дети принадлежат роду матери.
В некоторых племенах с патриархальной организацией только что родившая женщина считается «нечистой». Ее часто изолируют в отдельной специальной хижине. У мудугаров есть другой обычай.
У
— Каки прийти не сможет, его жена родила. Он теперь очень занят.
— Ну и что? — ответила я. — Жена же родила, а не Каки. Чем же он занят?
— О, у него теперь много дел, — смутился брат.
Как потом выяснилось, муж не может покинуть свою хижину в течение семи дней после рождения ребенка. Он должен ухаживать за женой и, как говорится, поставить ее на ноги.
Каки был очень рад, что у него родилась девочка.
— Девочка — мое богатство, а от мальчика все равно проку нет, — заявил он.
Высказывание прямо-таки противоположное тому, что я слышала от одного «цивилизованного» индийца. Когда я упомянула об одной нашей общей знакомой из Мадраса, этот индиец сказал:
— Да что о ней говорить. Она же разведенная. Ее теперь никто не уважает.
Мудугары находятся на более примитивной стадии, у них развод еще не является скандалом для женщины. Кстати сказать, разводов среди мудугаров очень мало. Ну, а если такое случается, то собирается совет уру и решает, что делать. И, как правило, решение бывает в пользу женщины. Разведенная ничего не теряет в общественном мнении, она снова может выйти замуж, как любая другая женщина.
Племя мудугаров не знает, что такое собственность, и матери племени не знакомы еще с жизнью, где женщина превращается в собственность. Они продолжают оставаться независимыми и равноправными членами своего маленького племени, людьми, сохранившими право распоряжаться собственной судьбой.
ИСТОРИЯ КАДАНА И ЛАКШМИ
Из уру Розового дерева видны горы, покрытые джунглями. Когда их освещают лучи восходящего солнца, они становятся розовыми. В сумерках вершины тонут в сиренево-голубой дымке. Горы и джунгли — на многие мили вокруг. Кадан часто поднимался на соседнюю гору и смотрел вдаль. Он хотел узнать, что там, за этими вершинами и лесом. Но он опять видел горы и джунгли. Старики говорили, что на востоке, за горами, лежит долина. Она совсем плоская, там нет гор, а джунглей осталось совсем мало. В центре долины стоит большой уру. Такой большой, что если собрать все уру мудугаров вместе, то все равно этот уру будет больше. Уру в долине называется Коимбатур. Оттуда когда-то вторглись в Аттаппади завоеватели — ирула. Кадан не мог себе представить этой плоской долины и уру Коимбатур. Но каждый раз, когда он смотрел на вершины дальних гор, то ощущал смутную, неясную тревогу. Он не мог объяснить, что это такое. Временами тревога превращалась в тоску. Она захватывала его врасплох во время работы, в часы вечерних бесед, в ночи полнолуния, когда горы тонули в голубом лунном тумане. Юноши и девушки в такие ночи собирались на площади в уру. Юноши пели песни. Одна из них очень нравилась Кадану.
Ты моя любовь, маленький попугай, Ты застенчива, как девочка, Но я знаю, твои поцелуи сладки. Я смотрю, как грациозно ловишь ты жемчуг в реке, Я любуюсь твоими золотыми браслетами и серьгами.Ему нравился ритм этой песни, но девушки его не интересовали. Он не подходил к ним, а сидел в стороне и думал о плоской долине за горами. Однажды, когда молодежь смеялась и шутила, Кадан подсел к старикам.
— Вы знаете дорогу в долину за горами? — спросил он их. Никто не помнил дороги. Мудрый седой манукаран уру сказал:
— Зачем тебе, Кадан, дорога в долину? Великий бог повелел мудугарам жить в Аттаппади. Там, за горами, не наш мир. Великий
Короткими ночами Кадану часто снился один и тот же сон. Он стоит на горе около уру и смотрит на восток. На востоке простирается нечто странное и плоское. Кадан знает, что ему надо обязательно туда. Он взмахивает руками, и они становятся похожими на крылья. Крылья отрывают его от горы и поднимают ввысь. Он летит на восток над пиком Великого бога. Но угрюмая серая громада пика начинает расти. Гранит оживает. Над ним поднимается Великий бог. Он похож на старого манукарана. Такое же морщинистое лицо и длинные пряди седых волос.
— Куда летишь, Кадан? — спрашивает бог голосом манукарана.
— Куда летишь, Кадан? — вторит эхо в горах. — Там, за горами, не наш мир. Я повелел мудугарам жить в Аттаппади. — И Великий бог протягивает руки к Кадану. Руки становятся все длинней и длинней. Вместо пальцев на них когти, как у тигра. Кадан понимает, что ему не уйти. Когти впиваются в тело. Кадан начинает падать и кричать. Но не слышит своего голоса. Ужас сковывает руки и ноги, и он просыпается. Потом долго лежит с открытыми глазами на циновке около хижины и смотрит на звезды. Угол неба на востоке темен. Изломанная линия вершины Великого бога заслоняет звезды. Кадану больше не хочется спать. Узкая полоска алой зари начинает разгораться в стороне большого уру Коимбатур.
Однажды в уру из долины пришел бродячий торговец. Он продавал бетель, биди, спички и еще какую-то мелочь. Кадан спросил его о Коимбатуре.
— Э, парень, — сказал торговец, — как туда добраться, я расскажу. А вот деньги у тебя есть?
Денег у Кадана не было. Торговец посоветовал ему поискать меду и продать его лавочнику, что живет около Агали. «Но об этом никто не должен знать», — предупредил его торговец. Целый год Кадан носил дикий мед в лавку около Агали. Лавочник дал ему за все тридцать рупий вместо ста. Кадан бережно завязал смятые рупии в дхоти, сложил свой нехитрый багаж в маленький узелок и на рассвете одного летнего дня двинулся через джунгли и горы на восток. Он шел долго. Пик Великого бога становился все меньше и меньше и наконец исчез за горизонтом. Кадан упорно шел в ту сторону, откуда каждый день поднималось солнце. Он почему-то был уверен, что солнце можно увидеть перед утром, отдыхающим на сухой земле плоской, неведомой ему долины. Он хотел прийти туда на рассвете и посмотреть на пробуждающееся солнце. Идти было нетрудно. В лесу он чувствовал себя как дома, знал приметы тех мест, где можно найти съедобные коренья, и помнил повадки горных ручьев с чистой прохладной водой. Спал он иногда в лесу, иногда в затерянных глухих деревушках. Однажды с вершины горы он увидел петляющую по лесистым склонам широкую тропу. Он спустился к ней и замер в изумлении. Тропа была ровная и совершенно гладкая. Кадан присел на корточки и потрогал ладонью ее твердую поверхность. Черный слой чего-то неизвестного покрывал тропу. Вдруг Кадан услышал приближающийся сзади шум. Он едва успел отскочить в сторону. Мимо него, пуская клубы синего дыма, пронеслась машина. Тропа была небезопасна. Кадан и до этого видел машины. На одной из них приезжал к лавочнику из Агали человек от дженми Маннаргхат Мопил Найяра. Кадан никак не мог понять, что за сила двигает машину. Он всегда замирал, когда шофер включал мотор. Он ждал чуда, и оно всегда свершалось. Машина начинала двигаться. Однажды, когда у машины никого не было, Кадан решил посмотреть, кто сидит в ней и двигает ее. Но машина была закрыта. Тогда Кадан приложил ухо к радиатору. Там никто не дышал и было тихо. «Спит, наверно», — подумал он и тихонько постучал в радиатор.
— Айя, а-айя, — позвал Кадан.
Но никто не откликался. В это время вышел шофер и отогнал его.
Машина у дженми были небольшая. А эта — огромная и шумная. В ней сидело много людей. Он осторожно, с оглядкой пошел дальше по тропе. Из-за поворота он увидел маленькую бамбуковую харчевню. Кадан не осмелился в нее войти. Там сидели люди, которых он не знал. Но его окликнул хозяин, и тогда Кадан, осмелев, спросил, куда едет эта большая… Он не знал, как она называется.
— А, автобус? — догадался хозяин харчевни. Кадан запомнил слово.