Дороги товарищей
Шрифт:
Все, все сразу понял Аркадий. Он думал, что мать не знает. А она знала и молча переживала! Недаром она так укоризненно качала головой и подкладывала куски побольше да повкуснее!..
Аркадий, пошатываясь, подошел к матери, подтвердил дрожащим голосом:
— Не сдал. Я думал, что…
Он не договорил, пристыженный, разбитый. Хозяин! Какой, к черту, он хозяин! Всегда была и долго еще, наверное, будет хозяйкой мать, которая кормит, обмывает и обшивает его. А он как был нахлебником, так и останется, и пользы от него в доме — как от козла молока. Эх ты, дармоед, несчастный,
— Как же будет-то, сынок? — после некоторого молчания спросила мать. — С учебой-то?..
— Я сдам, мама, сдам! — горячо зашептал Аркадий. — Из кожи вылезу, а сдам! Осенью. А если хочешь, работать пойду, деньги зарабатывать буду, только ты не обижайся на меня. Я тебя обижал… не обижайся.
Аркадий стал с жаром целовать руки матери.
— Ладно уж, ладно, — растерялась мать, не привыкшая к таким нежностям. — Учись. Сдай только. Прокормимся. Шить буду, стирать, грибы собирать пойду, чай, не бары, проживем.
— Сдам, мама, даю слово! Лопну, а сдам!
— Хорошо бы, хорошо бы. Есть, чай, хочешь?
— Хочу…
— Картошка-то остыла. Сейчас я… У меня сальца кусочек припрятан… Да ноги тебе помыть водицы согрею.
И вот уже мать хлопочет возле примуса, скорбно сжав тонкие бескровные губы. Аркадий глядит на нее блестящими от слез глазами. Аркадий глядит на мать и думает, что события сегодняшнего дня чем-то напоминают грозу. Да, это суровая, но свежая и очищающая гроза прогромыхала в домике Юковых. Черные тучи еще не разошлись на небе, но, как это бывает после всякой грозы, уже легче дышится…
Глава вторая
ВОЗМУТИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ
Шурочка вставала рано. Солнце еще не озаряло городские крыши, когда у изголовья ее кровати заводил свою звучную трель будильник. Девушка испуганно вскакивала и торопливо совала будильник под подушку. Брат ее, Борис, тоненько посвистывал носом на своем диване, за занавеской, и девушке каждый раз становилось весело от этого беспечного свиста. Открыв окно, выходящее на террасу, она сосредоточенно делала гимнастику, а потом шла на кухню, становилась в большой умывальный таз и, с трудом сдерживая визг, обливалась холодной водой.
В этот день будильник поднял Шурочку раньше обычного. Вскочив, она недоуменно подняла часы к заспанным глазам и сразу же вспомнила, что родители работают в ночную смену, и она является единственной хозяйкой в доме. Для того чтобы к возвращению матери успеть помыть полы и убрать в комнатах, она с вечера поставила будильник на час раньше обычного.
Хозяйничать Шурочка любила и умела: даже в напряженные дни подготовки к зачетам в институте она успевала справляться с домашней работой. Каждый день к семи часам утра все в доме было вычищено, вымыто, поставлено на свое место, в кухне шумел пышущий жаром самовар.
Шурочка подошла к окну и распахнула его. Утро только занималось. За окном еще стоял аромат июньской ночи — сизых, напитанных влагой цветов персидской сирени, пахучих фиалок, душистых листьев
«Успею еще убрать… Можно и почитать немного», — подумала девушка.
Взбодренная холодным душем, она взяла с этажерки учебник геологии и, присев за низкий столик между принадлежащими Борису деревянными ящиками с рассадой, задумалась. Взгляд ее остановился на широкой физической карте страны. Сейчас она видела себя далеко от дома: то на высокогорном перевале Алтая, то в долине Пянджа — у подножия Памирских гор-великанов, а то на Урале или около ослепительных ледников Кавказа, откуда, захлебываясь в хмурых ущельях, рвутся к морю реки. Вокруг нее плыли, бесшумно обтекая скалы, снежно-белые облака, на дне пропасти струились дымки селений…
…Идет, идет по горам девушка в походном шлеме, с геологическим молотком в руках, — идет там, где и зверь не ходил — не мог ходить, где и птица не летала — боялась летать, где лишь ветер поет свои непонятные песни. Многие тайны и богатства гор откроет на радость народу неутомимая труженица, смелая разведчица земных недр — Александра Щукина.
— Алло! — вдруг раздался за спиной девушки резкий возглас.
Вздрогнув, Шурочка обернулась. Над подоконником поднялся остренький подбородок, над ним — облупившийся веснушчатый нос и зоркие глаза Олега Подгайного, приятеля Бориса.
— Чего тебе? — подходя к окну, спросила мальчишку Шурочка.
— Мне Бориса…
— Он спит.
— Велика беда! Толкни!
— Да зачем он тебе?
— По делу.
— Никаких дел у вас нет. Уходи! — строго сказала Шурочка.
Она не разделяла привязанности Бориса к этому беспокойному, надоедливому мальчишке.
В глазах Олега выразилось недоумение. Он руками нащупал внутренний край подоконника и, проворно подтянувшись, лег на локти, чтобы удобнее было вести переговоры.
— Слезай, слезай! — сердито прикрикнула девушка и решительно отошла к столу, давая понять мальчишке, что разговор окончен.
Обиженная мальчишеская физиономия исчезла.
Девушка раскрыла учебник, но в ту же минуту к ее ногам упал мокрый камешек. Она сердито подошла к окну. Мальчишка стоял у террасы и вопросительно смотрел на нее.
— Ну разбуди-и, — протянул он.
«Ох и упрямец же!» — подумала Шурочка и, с трудом растолкав брата, снова села за книгу.
В ту же секунду на улице раздался пронзительный призывный свист.
Шурочка возмущенно захлопнула учебник.
— Борис, ты слышишь? Ну и привычки у этого твоего… приятеля! Вместо того, чтобы назвать по имени, он говорит «Алло», к старшим обращается на «ты», свистит, как Соловей-разбойник!.. До каких же пор это будет продолжаться?
— Но ведь он тебя не оскорбил? — раздался из-за занавеса заспанный голос Бориса.
— Этого еще не хватало!
— Напрасно ты, Шура, на Олега сердишься. Он — занятный паренек.
— Да разве он тебе приятель? Он мальчик, ребенок, а ты уже взрослый. Тебе с ним дружить не совсем прилично. Ты бы со сверстниками дружил…