Дороги товарищей
Шрифт:
— Почему же неприятные? — спросил Борис. — Готов выполнять приказ.
— Неприятные потому, что знаю: отдохнуть бы тебе надо, — продолжал Сергей Иванович. — Но делать нечего. Такие дела у нас приключились. Надо идти. Задание очень трудное. И ты — самый подходящий человек.
— Я слушаю, товарищ командир.
— Ты знаешь Аркадия Юкова?
— Он — мой друг.
— Тебе нужно идти на связь к нему.
— С радостью пойду, товарищ командир! Я очень люблю Аркадия.
— Пойдешь вдвоем. С девушкой. С кем хочешь идти?
— С Людой Лапчинской, — быстро ответил Борис.
— Почему? — Сергей Иванович немножко удивился.
— Я ее… люблю, — после недолгого
— Слишком много любви, — улыбнулся Нечаев.
— Хорошо! — сказал грузин, сверкнув зубами.
— Да, не плохо, — подтвердил Нечаев. — Только, Боря, Лапчинская здесь останется. А пойдешь ты с Соней Компаниец. Тебя это устраивает?
— Она верная девушка.
— Так вот, ты возвращаешься в город из Ивантеевки, где живут твои родственники. Ты ходил к ним за продуктами. По дороге ты встретил Соню, невесту Аркадия Юкова, которая, не желая эвакуироваться, сбежала из санитарного эшелона. Ты знаешь, что Аркадий работает в полиции, на хорошем счету у шефа чесменской полиции. Об этом он сам сказал тебе, когда ты сообщил ему местонахождение партизанской продовольственной базы.
— Я сообщил?.. — пробормотал Борис.
— Да, Боря, ты. Открою тебе секрет: немцы и их сообщники заинтересовались деятельностью истребительного батальона в районе Белых Горок. Спасая положение, мы вынуждены были рассекретить одну из наших баз. Разумеется, мы вывезли часть продуктов. Остальные были взорваны, когда отряд карателей окружил базу. У немцев, нам кажется, сложилось впечатление, что уничтожены основные наши запасы. И сделать это помогли им вы — ты и Юков, будьте вы неладны! — засмеялся Нечаев. — Теперь понимаешь, почему ты должен идти?
— Понимаю. Когда и где я сказал об этом Юкову?
— Первого числа, в городе, перед тем, как отправиться за продуктами.
— Ясно. Я встречался с ним в городе и знаю где.
— Теперь — главное, — сказал Нечаев. — Мы узнали, что Юков обнаружил списки людей, предназначенных к уничтожению. Как это важно — добыть чудовищные списки! Юков вошел в контакт с сотрудницей русской полиции Еленой Лисицыной…
— Знаю, мы сидели когда-то на одной парте.
— Вот, вот, это нам тоже известно. Однако ближе к делу, Борис, — продолжал Сергей Иванович. — Сегодня ночью мы узнали, что по неизвестным причинам лопнула нить, связывающая нас с Юковым. Аркадий остался в пустоте. Мы не смогли предвидеть такого поворота событий. А связь с Юковым нам жизненно необходима уже только потому, что, мы уверены, в руках у него находятся эти списки. Надо спасать советских людей, оставшихся в оккупации. Ты должен найти Юкова и вместе с Соней — кроме того, мы дадим тебе несколько адресов верных людей — вместе вы оповестите людей, которых еще не арестовали оккупанты. Если же… — Нечаев замолчал, провел ладонью по лицу и продолжал тише: — Если же ты не застанешь Юкова… все может случиться, тебе самому придется добыть эти списки. Или же указать нам пути. Ориентир — Лисицына. Кроме того, у тебя есть козырь: ты навел оккупантов на след базы. Применишь этот козырь. Но только в том случае, если Юков — где бы он ни оказался — остался у немцев вне подозрения. Вот общая задача. О частностях придется еще долго говорить. Времени мало. Вы пойдете сегодня в ночь. Возражения есть?
— Нет, товарищ командир.
— Георгий, пригласи сюда Компаниец.
…В овраге трудно найти укромное местечко. Но поговорить им надо было наедине, и Людмила — на глазах у нее закипали слезы — все вела и вела Бориса мимо землянок, дальше, в глушь леса.
— Погоди, Люся, мало времени, — сказал Борис, тоскливо оглядываясь назад. Он
Людмила прильнула к нему, заплакала.
— Почему не я? Почему не меня? — зашептала она сквозь слезы. — Чем я хуже?
— Ну не плачь… погоди… нельзя же… Понимаешь, я с тобой хотел но… Понимаешь, это ведь отряд.
Борис целовал девушку и все добивался, добивался, понимает ли Людмила, почему не ей выпала доля идти в Чесменск. Но Людмила не могла сейчас понять.
— Как я боюсь, как я боюсь за тебя! Если бы я была твоей женой! Если бы!.. Дура, дура! Почему я не стала твоей женой! — с отчаянием заговорила она. — Мы шли вместе, — могла же я стать твоей женой!..
У нее подламывались ноги, она склонялась к земле, но Борис удерживал ее.
Людмила горячо, бессвязно говорила, умоляла Бориса. Стиснув зубы, Борис сжимал девушку в объятиях и лишь изредка повторял одно и то же.
— Ты не беспокойся… не беспокойся… не беспокойся, Люда!
Но Людмила просто не слышала этих утешений. Да и сам Борис не понимал — о чем он просит не беспокоиться Людмилу.
— Нам пора… пора, — прошептал Борис.
Ему хотелось сказать ей, что своими слезами, отчаянием Людмила размягчает его, но он так и не смог произнести слов упрека.
Когда через час он пошел, Людмила рванулась вслед за ним и вдруг остановилась, поняв, что теперь уже не удержать его и ничто уже не поможет… А Борис ушел и не обернулся, да и не было смысла оборачиваться: все равно в темноте трудно было разглядеть окоченевшую от горя Людмилу.
Борис и Соня знали, как легче пройти в Чесменск и что говорить встречным — своим и чужим. Они могли идти и днем, не опасаясь подозрительного глаза: в те времена сотни тысяч людей брели по дорогам и тропам во все концы захваченной врагом территории. У людей были разные цели — мирные и немирные, люди искали и крова, и хлеба, и тайных встреч. Остаться незамеченным в этом людском потоке было делом нетрудным. Но всякие случайности подстерегали путников на дорогах, и поэтому Борис получил указание: встречаться с неизвестными людьми как можно реже, избегать разговоров, не ввязываться в споры.
Выдались как раз те солнечные тихие дни, которые в народе называются бабьим летом. Мирно голубело открытое небо. Летала по ветру серебристая и белая паутина, цепляясь за плечи Бориса и Сони, щекоча шею и щеки. Ослепительно горел, переливался, сверкал до боли в глазах слегка гудящий усыхающей листвой, разрисованный акварельной разноцветью, прекрасный под теплым солнцем лес.
Соня шла рядом с Борисом, касаясь иногда его плеча, и когда она касалась, он глядел на нее и улыбался. Соня тоже улыбалась. Им понятны были эти улыбки. Они без слов говорили: «Мы хорошо знаем друг друга, верим друг другу, испытали на деле дружбу, и поэтому мы твердо уверены, что не оставим один другого в беде».
Соня то и дело участливо спрашивала, как себя чувствует Борис, не болит ли его нога, не пора ли отдохнуть. Борису была приятна и дорога эта забота.
Первый день пути подходил к концу. Проселочные дороги, по которым они шли, тянулись все лесом. Здесь почти не встречались машины. А когда впереди или сзади слышался шум мотора, они наспех сворачивали в лес и пережидали в чаще, среди берез и елок, +минуту — другую+.
Встретили они раз в еловом густолесье две березки, еще не сбросившие листья, почти свежие. Тесная толпа голоногих елок окружила эти два светлых деревца. Березки стояли, прижавшись друг к дружке, совсем чужие в этом мрачноватом лесу. Верхушки их были обрызганы солнцем, и казалось, что от этих верхушек, от блестящих листьев падает на закопченные, черномазые подолы елок нежный розоватый свет.