Дороги воронов

Эфенди Энджи

– Я учился. Я не сразу понял, какого чёрта он так со мной обошёлся. А когда понял, что я лучший на потоке, а он только второй, то предположил, что это связано именно с этим. Я постарался превзойти его по всем предметам. Он хорош в математике, но я лучше, он пытается заняться программированием, но ему это не даётся, а мне без труда. Я понял, что я для него, как рана в боку, которая просто ноет. Но стоит мне получить какие-то похвалы, как рана переходит в острую фазу. Знаете, за что он меня наказал? За городской конкурс на лучшую компьютерную игру. О да, я был уверен, что он примет участие. И да, я специально принял участие в конкурсе, я знал, что сумею его обойти. И мне не стыдно. Давайте, говорите, что нормальные люди не должны копить в себе столько ненависти, сколько я. Мне, чёрт бы вас всех побрал, не стыдно! И знаете, что я ещё скажу. Ему четырнадцать лет. Ему. Четырнадцать. Лет. Вы понимаете, что это значит?

– Скажи

мне, что это значит, Пол.

– Что каким бы гением он ни был, он не сможет найти тех, кто взломает чужие телефоны и будет изображать чужие голоса, и чтобы эти люди восприняли его серьёзно. Что какие бы деньжищи он ни получал от родителей, такие люди будут стоить дороже его возможностей. Ему помогает кто-то из родителей. Кто-то из этих чёртовых взрослых психов хочет, чтобы я уступил их «золотому мальчику». Но я скорее сдохну. Я не дам ему победить. Господи, а что будет дальше? Они наймут тех, кто убьёт моих родителей уже по-настоящему? Давайте, говорите, что я псих, что я должен уступить, что борьба того не стоит.

Бейкер встал со своего места и положил руку на плечо Пола. Пол сидел в кресле и покачивался вперёд и назад, кончиками пальцев прикрыв себе рот, и уставившись в никуда. Наконец Бейкер заговорил. Он говорил о том, что Пол очень многое пережил, что у колледжа есть свои способы, как разбираться с хулиганящими подростками, что он повлияет и никаких неприятностей больше не будет.

Надо сказать, что Бейкер сдержал слово. Стало легче. Всё не прекратилось, но стало легче. Те, кто следил за Полом в сети, словно стали истеричками, и другие пользователи стали слушать их меньше. А через три месяца Дор оставил от своей левой руки, как говорили, одни лоскуты. Видимо, он в этот момент спорил с родителями и взял в конечном счёте в руку нож, но, к счастью или нет, направил его не на них. Он выжил. И больше не учился в колледже. Дор поменял несколько больниц и не поступил в университет после учёбы. Пол постепенно восстанавливал социальные связи, но, несмотря на то, что он прорабатывал это с терапевтом, в глубине сознания ему всё ещё казалось, что гилфордские приятели смотрят на него с осуждением. Только в университете, где он мог оставить всё позади, он наконец почувствовал себя по-настоящему свободным. Иногда он думал о том, не был ли поступок Дора тем, что Бейкер назвал «у колледжа есть свои способы, как разбираться с хулиганящими подростками», и тогда всё же ощущал уколы вины. Но не слишком сильные.

Пять дней назад он получил сообщение от Дора, что тот хочет помириться, что очень сожалеет о том, что между ними происходило в колледже. В этот момент Пол почувствовал, как ему впервые за несколько лет снова перехватило дыхание. Он ответил, что давно всё простил, но не хочет встречаться с Дором. Тот в ответ прислал фото своего медицинского заключения и письмо: «Что ж, настало время говорить правду. Через полгода, как говорят врачи, я буду овощем и Стивеном Хокингом мне не стать. Нет, я не хочу помириться, я ненавижу тебя и ненавидел всегда. Но это не отменяет того, что я хочу закончить всю эту историю». Дор мог врать, Дор всегда врал. Но что Дор решится сделать Полу? Убить? Даже в этом случае Пол хотел встретиться со своими страхами. Он хотел перестать бояться Дора. Дор был чокнутым придурком, а если верить медицинскому свидетельству, то теперь ещё и наполовину парализованным придурком. Как бы он ни вскрывал почту Пола, как бы за ним ни следил, он не был существом из Преисподней. Может, Дор на все деньги семьи наймёт кого-то из тех банд, кто уже устраивал слежку и до конца жизни Пол будет у них под колпаком. Быть может, наймёт убийц. Но он человек. Насколько бы он ни исходил ненавистью, но человек. И Пол собирался плюнуть в перекошенную полупарализованную рожу это человека. И если Дор задумал этим похоронным письмом сегодня с утра какую-то очередную многоступенчатую пакость, то пусть подавится, Пол не будет это читать.

Вчера Пол послал Дору смс, что сейчас находится в городе и готов к встрече. Встреча предстояла сегодня около часа дня в кафе «Rock And Roll Dreams». Несколько раз, пока он одевался, Пол прерывался и пытался отдышаться. То, что он ощущал, даже не было приступами паники. Ему казалось, что он сходит с ума, снова погружается в то жуткое болото, когда никто ему не верил, когда самое невинное слово могло вызвать волну осуждения и Пол старался по большей части молчать, не понимая, как преодолеть чужую ложь, потому что даже не знал её сути. Он старался думать про университетских друзей, про каникулы, когда его разрывают на части приглашениями. Но всё это было далеко, всё это было практически выдумкой, а Гилфорд и ужасы колледжа – реальностью. В какую-то секунду Пол успел поймать мысль раньше, чем она оформилась и стал рассматривать её, трепещущую под его скепсисом: «В университете с тобой дружат потому, что не знают того, что знали о тебе в колледже». Он ничего не сделал, не сделал ни одной из тех гадостей, в которых его обвинял Дор, но в этом был ужас газлайтинга – в конечном счёте ты и сам начинал верить в чужую ложь о себе, ведь не может быть, что ты один прав, а весь мир, который обвиняет тебя, ошибается.

Он не сказал родным, на какую встречу идёт в час дня, он знал, что они стали бы возражать. Они не знали всего, что устраивал Дор, хотя руководство колледжа прозрачно намекнуло, что именно тот стоял за наиболее масштабным розыгрышем, и этого оказалось достаточно, чтобы родные наконец поверили, что Дор – псих и у них с Полом вовсе не обычная мальчишеская размолвка. Пол упомянул, что встречается кое с кем из старых приятелей, а до того должен немного поработать. И теперь тишина пустого дома, по которому он мотался уже в уличной одежде, давила на него. Он включил телевизор, музыкальный канал со старыми клипами, он ходил из комнаты в комнату, сосредоточенный только на звуке, который становится тише и громче и то, как звук его собственных шагов становится отчётливее или заглушается.

Прибыл он в кафе минут на пятнадцать раньше срока, не в силах выносить сидения дома. Он уже начинал задумываться о том, что вытащить из сейфа отца (он знал и комбинацию цифр, и где запасной ключ) старый револьвер и сегодня застрелить Дора. Что бы тот ни задумывал, он уже не сможет насладиться собственной гадостью. Остановило Пола не человеколюбие или соображения нормальности, а понимание, что этим поступком он так изгадит свою жизнь, как Дор не смог бы за сотню лет.

В этом кафе Пол уже был, когда оно только открывалось, года два назад. Он обожал музыку Стейнмана и не мог не пойти в родном городе на открытие кафе, называющееся как один из его хитов. Тогда кафе его не разочаровало – такая Америка 80-х, какой она предстаёт в клипах и немногочисленном городском кинофэнтези – по стенам куртки с дешёвыми стразами, рули мотоциклов, столики из чёрного пластика и много жёлтых лампочек. Когда Дор назначил встречу именно там, Пол почувствовал, как сердце снова ухает вниз. Потом вспомнил, что увлечение старым рок-н-роллом у него длилось практически с детских времён, Дор точно помнил, как Пол бесконечно предлагал ему диски с Meat Loafом или Бонни Тайлер – певцами, кто чаще всего исполняли стейнмановскую музыку. Предложение встретиться в этом кафе ещё не означало, что Дор продолжал за ним следить. Но и не означало, что не продолжал.

Когда автоматические двери с шипением (тоже отсылка к 80-м) открылись и в кафе въехало инвалидное кресло, Пола накрыло странным ощущением, что всё происходящее только кошмарный сон и он скоро развеется, не оставив воспоминаний. Дор, сидящий в кресле, обернулся за спину и прокричал кому-то:

– Джордж, подожди в машине, я позвоню часа через два.

Так как коляска стояла прямо на проходе, автоматические двери не закрывались и в полутёмное кафе врывались солнечные лучи, а Дор слепо щурился, не в силах разглядеть, кто есть и кого нет в кафе. Малодушно Пол понадеялся, что Дор его не заметит и выедет обратно на улицу, но тот каким-то сверхъестественным способом осознал, где сидит Пол, приятельски махнул рукой, нажал на какие-то кнопки на пункте контроля, который на самом деле напоминал схожий на кресле Хокинга, и подъехал к столику Пол.

– Приветик. Ты уже заказал что-нибудь? Мне, наверное, стоит заказать стакан воды, но в кои-то веки, пока меня не контролируют, я выпью кофе. Хуже не будет, а я подыхаю, как хочу кофе.

Дор поднял руку, подзывая официанта. Пол молчал. Он был ошарашен и дружеским тоном Дора, и тем, как тот изменился. Да, Пол подозревал, что Дор может притвориться, что болен, это часть какой-то более сложной игры, но смог бы он так исказить своё лицо? Нижняя половина лица чуть съехала влево, видимо, это влияло на то, что в речи чувствовалась нечёткость. Левая рука лежала на подлокотнике и не шевелилась. При этом Дор оделся под стиль кафе – легкомысленная челка свисает на глаз, тёмная рубашка со стоячим воротником расстёгнута почти до середины груди, тёмные джинсы и сапоги со стразами, которые так же недвижимо стояли на подножке кресла, как и онемевшая рука. Дор заметил взгляд Пола.

– О да, уже не красавец. Ну, у меня ещё полгода, чтобы найти кого-то, кто увлекается эстетикой Эшера или Пикассо. Или ты сам в университете стал любителем искажённых форм?

Дор шутливо погрозил ему пальцем. Пол моргнул, приходя в себя, наконец осознавая, что всё происходит в реальности, он не смотрит какое-то телевизионное шоу. Официант наконец принёс Дору кружку и застыл, не зная, куда её поставить.

– Нет, приятель, только не на стол, я туда не дотянусь, попробуй поставить вот сюда, на подлокотник. Отлично, вроде бы держится, да? Нет, ничего есть я не буду, это несколько шокирующее зрелище для неподготовленных, буду и дальше третировать только родных, но если я успею допить кофе раньше, чем разговор закончится, обещаю, что закажу ещё напиток и даже не буду проситься в туалет.