Дороги. Часть первая.
Шрифт:
Он месяцами не мог молиться. Потом все же стал заставлять себя хотя бы просто встать вечером на колени и постоять так, повторяя бессмысленно «Господи.... Господи». Днем, по колено в вязкой жидкости, он работал, и каждое движение давалось с трудом, только страх перед ударом электрохлыста заставлял двигаться, точно так же, впрочем, чувствовали себя и другие кавуры. Проклятые зародыши высасывали жизненные силы у людей, заставляя умирать просто от упадка жизненных сил, от тоски.
Но теперь у Арниса все это прошло.
Он лежал и улыбался. Господи, говорил он, все хорошо (и Христос стоял рядом и тоже улыбался ему).
И не была бессмысленной и безумной его жизнь здесь, на фабрике. Все-таки он выполнил свой долг, и его товарищам придется гораздо меньше воевать с дэггерами. Здесь, на Ворраксе, дэггеров производят всего в двух местах. И еще он все-таки подготовил восстание.
Теперь-то это было совершенно ясно.
Ильгет, вдруг вспомнилось ему. Он так явственно видел перед собой лицо, милое узкое лицо, чуть смугловатое, золотистое, и сияние больших карих глаз, и даже черные точки, как родинки, беспощадно впечатанные на всю жизнь под глазами и на скулах пониже.
И теперь он все понимал, все знал про Ильгет и про себя. Он знал, что не было это никаким грехом, теперь уж — точно нет. Разве грех то, что она для него — как искра во тьме? Искру нельзя поцеловать, и она не женщина вообще. Просто золотистое маленькое пламя. Ему нет дела до мужа Ильгет, муж — это ее, личное, это Арниса никак не касается. Если придет нужда, он возьмет в ладони это пламя, он снова спасет Ильгет, закроет собой. Ему вдруг вспомнилось (Иволга как-то пела):
Можешь отнять покой,
Можешь махнуть рукой.
Можешь отдать долги,
Можешь любить других,
Можешь совсем уйти,
Только свети, свети...
Но это и все, он ей не муж и вообще не мужчина. И никогда не было иначе. Так что все хорошо — ну а то, что он выделяет ее из тысяч, так это не грех.
Драгоценность моя... радость моя... Золотое мое пламя — Ильгет.
Наутро хмурые кавуры поднимались, брели в раздаточную, за куском пересохшей лепешки и кружкой вира, травяного чая. Арнис, как обычно, проснулся за четверть часа до подъема, успел прочитать положенные молитвы, сделать небольшую зарядку, после года, проведенного по колено в холодной воде, в сырости, суставы начинали побаливать. Сегодня Арнис ощущал бодрость и готовность, непонятно пока еще к чему — словом, к чему угодно. К смерти и посмертной славе. Хотя еще неизвестно, как удастся связному сюда проникнуть... и удастся ли. Да, это большая неудача — то, что передатчик потерян.
Арнис подошел с кружкой к группе килийцев, которые как раз усаживались на полу. По обычаю, взяв в руки кружки, воины дружно вскинули головы вверх, воздавая благодарность Солнцу, Арнис не стал этого делать, а пробормотал про себя «Отче наш». Килийцы молча начали трапезу. Арнис размачивал сухие куски в чае, внимательно вглядываясь в лица воинов. Все они принадлежали к его группе. Поначалу килийцы казались ему похожими друг на друга, но давно уже это прошло. Дарваг, мальчик лет четырнадцати, недавно прошедший инициацию, изо всех сил старающийся выглядеть как взрослый, седоволосый Майро, Ангейр с лицом, поверх татуировки пересеченным грубым шрамом... Арнис знал о каждом из них немного, килийцы не любят пустых разговоров, но как-то уже привязался к ним, и потерять любого было бы горем.
Однако все равно придется терять. Скорее всего. Как уже погиб Антленар... и другие.
Арнис опустил глаза, глядя в свою кружку с зеленовато-темным чаем.
Двадцать два человека в первом святилище. И в других — всего девяносто шесть. Маловато, на фабрике работают около двух тысяч человек. Но хватит в качестве закваски. Многие поддержат восстание, в этом Арнис был уверен. И вряд ли кто-то, кроме охраны, будет мешать.
Аванг, молодой килиец, сделал все возможное, чтобы попасть в Дымное святилище — самое жуткое место фабрики, там выращивали броню дэггеров, и дышать было почти невозможно. Долго там никто не выживал, а в основном туда отправляли на время, в качестве наказания. И снова Арнис поразился дисциплине и самоотверженности килийцев, Искэйро только сегодня передал приказ Авангу, и тот сразу же сознательно добился наказания для себя: имитировал попытку побега, после завтрака проник в верхний коридор и почти дошел до света, где его и схватили. Его слегка побили, однако не до потери сознания — кавуров на фабрике и так не хватало — и после этого, как и ожидалось, направили в Дымное святилище.
Килийцы любое испытание воспринимают как благо и честь, но все же Арнису было очень не по себе, он видел, как Аванг, пошатываясь, шел по нижнему штреку, ведущему в Дымное святилище, под конвоем двух охранников, и на плечах его поблескивала кровь.
И все это только ради того, чтобы обеспечить связь со святилищем, вовремя передать им сигнал...
Если только сигнал придет.
Как обычно, Арнис работал в полузабытьи, здесь даже перчаток не выдавали, лишь грубые деревянные щипцы, зародыши то и дело срывались, обжигали руки — у всех кавуров руки были в рубцах и сизо-красных пятнах от ожогов. Но и к этому он давно уже привык.
По его расчетам команда Дэцина должна быть на Визаре уже почти три недели. Цель второй акции — ослабить (а желательно свести на нет) развернутые сагонские боевые мощности. Без восстания на фабрике это невозможно, это очень важный компонент акции, ведь не зря же Арнис целый год вкалывал здесь как проклятый, они должны, уже просто должны найти способ передать ему сигнал. Вариант потери связи отрабатывался...
Он потерял гравистанцию связи вместе с Антленаром. Прибор был спрятан у килийца, и один из охранников нашел его при обыске, Антленар взял все на себя. И сейчас, когда Арнис вспоминал, как выглядел килиец перед смертью, страшная и холодная ярость сжимала сердце.
Убью, думал Арнис. Всех дэсков будем убивать не раздумывая. К счастью, это в обычаях килийцев...
Если еще через месяц сигнала не будет, я подниму восстание просто так. Все равно фабрику нужно уничтожить. Может быть, кто-то сможет и спастись. Я погибну наверняка, но даже если погибнут все кавуры, только бы уничтожить фабрику, и главное — убить дэсков. Убить. Смерть сволочам.
Арнис приблизился к перегородке, на которую нужно было составлять сосуды (глиняные, как принято на Визаре) с зародышами. Негнущимися уже пальцами поставил очередную банку.