Дорогой бессмертия
Шрифт:
Ранним утром 28 октября 1942 года, когда круглый солнечный диск своим краем еще цеплялся за горизонт, партизаны-разведчики, соблюдая строгую конспирацию, отправились в Ровно. Недалеко от передовых постов отряда нас нагнала щегольская бричка, запряженная парой резвых лошадей.
— Прошу, господа, карета подана, — игриво пригласил нас Приходько.
«Господа» — Шевчук, Гнидюк и я, одетые в форму полицейских, а Николай Иванович Кузнецов в отличном мундире обер-лейтенанта немецкой армии — сели в «карету».
Мы проезжали села,
Поздно вечером прибыли на хутор Леоновка, расположенный в тридцати пяти километрах от Ровно. Остановились у Марии Степановны Мамонец. Вначале она даже испугалась, когда мы к ней заявились с таким бравым видом. А потом смеялась:
— Ну и ну! Не отличишь вас от настоящих немцев. Куда там!
Такая оценка ободрила нас, значит, маскировались хорошо.
В Ровно мы уже следовали с большей уверенностью. А ну, кто осмелится сказать, что мы не те, за кого себя выдаем! С нами офицер, один вид которого не давал повода для каких-либо подозрений.
Но как мы ни старались придать себе немецкую щеголеватость, когда въезжали в Ровно, лица стали грустными, заметно проглядывало волнение. Еще бы! Это был наш первый визит в город, который мы хорошо знали и где теперь хозяйничали фашисты.
Остановились у брата Николая Приходько — Ивана Тарасовича. Принимая нежданных гостей, он шутил:
— Да ко мне не иначе как вся Германия пожаловала!
День выдался теплый, солнечный, несмотря на то, что октябрь был на исходе. Николай Кузнецов распорядился, чтобы я вместе с ним отправился «знакомиться» с городом, а Шевчук и Гнидюк поискали бы нужных людей. Приходько остался присматривать за лошадьми.
Как только мы оказались на улице, нас сразу оставила скованность. Кузнецов шел уверенным шагом, с достоинством отвечал на приветствия нижних чинов, демонстрировал свое презрение к полицейским, что заискивающе сторонились перед немецким офицером.
Мы вышли на улицу Гарную, подошли к дому № 16. Николаи Иванович пригласил:
— Зайдем.
После обмена паролями Кузнецов предупредил хозяина конспиративной квартиры Домбровского:
— Обо мне никому ни слова, Казимир Иванович. Вы меня не знаете.
— Ясно, — кивнул головой Домбровский. — А квартирой моей распоряжайтесь по своему усмотрению.
— Благодарю. Если кто-либо из соседей спросит, почему к вам заходил офицер, скажете — заказал уздечку. Сведения передадите товарищам, которые к вам зайдут через пару дней.
Возвратились к Приходько с наступлением ночи. По дороге Кузнецов говорил:
— Нельзя мне здесь оставаться. Обратят внимание, что хожу в летней форме. Поедем в отряд, а если удастся, по дороге добудем зимнюю форму.
Заметив мое удивление. Кузнецов успокоил:
— Сюда мы скоро вернемся. Не унывай, друг!
На Кудринском маяке нас встретила группа из шестнадцати партизан во главе с лейтенантом
По шоссе проезжали крестьянские подводы, изредка проходили одинокие пешеходы. Лежа на сухой траве, Кузнецов мял в руке пилотку.
— Что-то их долго нет!
Но вот раздался свист Николая Приходько, что означало «приготовиться». Наши взоры обратились вперед. Подпрыгивая на ухабах, по дороге несся стального цвета «опель-капитан». Едва машина приблизилась, как в нее полетела граната. Раздались выстрелы. «Опель» проехал еще метров двести и свернул в кювет. Из него выскочили три офицера и двое штатских. Пригнувшись и стреляя, видимо, для острастки, они побежали в кусты. Мы их не преследовали, а подбежали к машине, взяли там туго набитый портфель, связку бланков и пистолетную кобуру. С этими трофеями поспешили вглубь леса. И вовремя, ибо подъехавшие на грузовиках гитлеровцы открыли интенсивный огонь. Однако причинить нам урон они не могли. Стволы деревьев мешали вести прицельную стрельбу.
Несколько раз переменив направление, чтобы сбить с пути преследователей, группа наша без потерь скрылась в лесных зарослях недалеко от села Озерцы. Место оказалось удобным для просмотра подходов к лесу. Мы начали располагаться на отдых, как вдруг обратили внимание на то, что в воздухе стоит тошнотворный трупный запах.
— Откуда несет? — послышались голоса.
— Сейчас узнаем, — отозвался Михаил Шевчук.
Не прошло и пяти минут, как Шевчук вернулся. Лицо у него бледное, губы плотно сжаты.
— Пойдемте! — позвал он без всяких пояснений.
В ста метрах от поляны, на небольшой возвышенности, поросшей молодыми сосенками, виднелась землянка. В ней вповалку лежали убитые женщина и двое детей — мальчик лет десяти и девочка не старше шести лет. У женщины лица не было видно — сплошное кровавое месиво. Правая рука оторвана выше локтя.
Кузнецов точно ушел в себя. И лишь бледные пятна на лице выдавали его волнение.
— Рвать гранатами женщин и детей! Какие варвары!..
Под вечер группа залегла возле дороги, связывавшей села Озерцы и Адамовку, предварительно заминировав участок. Когда все приготовления были закончены, Николай Иванович тихо мне сказал:
— Замученные женщина и дети бежали из города и спрятались в лесу. Их выследили украинские полицейские, а фашисты растерзали несчастных.
— Откуда это вам известно?
— Когда вы отдыхали, я встретил крестьянина недалеко от нашей стоянки. Он приехал в лес за дровами. От него все и узнал.
На большаке появился фаэтон, запряженный парой серых рысаков. Кучер едва сдерживал ретивых коней, чтобы те не переходили в галоп.
— Ух, и славные кони! — не удержался от восторга Приходько. — Таких убивать жалко!