Дорогой бессмертия
Шрифт:
— Немцы! Спасайтесь!
По тревоге поднялись все. Мужчины с оружием в руках выбежали во двор. Женщина, предупредившая об опасности, исчезла. Зато партизаны увидели другое: к дому приближались жандармы и полицейские. Они окружали партизан.
Семен Еленец и Ростислав оказались первыми во дворе. Они залегли и открыли огонь по фашистам. С другой стороны стал
— Мама! Ядзя! — крикнул во весь голос Ростислав показавшимся на пороге женщинам. — Бегите в лес, быстрее, мы вас прикроем!
Мать и Ядзя проворно пролезли через пролом в заборе, что есть силы побежали, пригибаясь, к скирде соломы, стоявшей у леса. Банацкий, Еленец и Ростислав, частыми автоматными очередями прикрывая отход спутниц, приняли огонь фашистов на себя. «Еще минута — н они будут спасены», — надеялись боевые друзья и нетерпеливо поглядывали на чуть сгорбленную мать и стройную Ядзю, бежавших к скирде. Но случилось непредвиденное. Немцы ворвались во двор с противоположной стороны. В затылок был убит Еленец. Оставшись вдвоем, Павел и Ростислав начали отходить за дом. Тогда часть гитлеровцев перенесла огонь на убегавших партизанок.
Мать изнемогала, силы ее покидали. Бежавшая рядом Ядзя, уже однажды испытавшая побег от врагов, подбадривала ее.
— Крепитесь, родная, крепитесь… Скоро… Скоро… вот…
Задыхаясь от волнения и стремительного бега, Ядзя схватила за руку оступившуюся мать и потянула ее вперед. Еще несколько усилий — и большая скирда соломы укроет их от фашистов. Отсюда уже легче будет перебраться в лес.
В нескольких шагах перед заветной скирдой мать на бегу сняла пальто и кинула Ядзе.
— Легче мне так, а главное, ты знаешь, — воротник…
Ядзя быстро перебросила пальто в другую руку. С встречным ветром в лицо пахнул пряный запах соломы. Вот и скирда… Но что это? Разгоряченная ладонь матери судорожно вырвалась из крепкой руки Ядзи. Только на какой-то миг она застыла с раскинутыми руками и упала навзничь.
— Марфа Ильинична! — в испуге крикнула Ядзя. А когда все поняла, закричала еще пуще: «Изверги, убили, убили, убили!..»
Но тотчас мужество вернулось к девушке. Мертвой Марфе Ильиничне уже не поможешь. Пуля пробила голову, с седых волос струйкой стекала кровь. В руках Ядзи было пальто, а в нем спрятаны нужные бумаги. Марфа Ильинична выполнила боевое задание отряда. С набегавшими одна за другой мыслями Ядзя бросила прощальный взгляд на седую женщину, безмолвно лежавшую вниз лицом, и устремилась дальше, в лес, где можно укрыться, спасти доверенные ей сведения.
Отстреливаясь от преследователей, Ростислав и Банацкий успели укрыться в лесу. Вокруг все стихло… Ростислав, не подозревая о горе, шепнул товарищу:
— Павел, надо разыскать мать и Ядзю и поскорее уйти из этих мест, немцы устроят облаву.
Банацкий любил Ростислава за его уверенность, за раскатистый смех, за сильные руки, за безудержную смелость. Сейчас он с грустью посмотрел на возбужденного юношу. Отступая к лесу, Банацкий видел, как бедная старушка не успела добежать до скирды и рухнула наземь. В ту минуту Ростислав вел интенсивный огонь по фашистам, пытавшимся подкрасться со стороны. Но тогда он не мог
— Мать не ищи, Ростислав, — сказал Банацкий упавшим голосом. — Мы можем разыскать только Ядзю, которой удалось избежать жестокой участи.
Ростислав вскинул голову, испуганно посмотрел на товарища.
— Что ты, Павел! Я же видел, как мать за Ядзей подбежала к скирде. Я же видел…
Не договорив. Ростислав положил у ног неразлучный автомат, руками обхватил голову. Слезы застлали усталые глаза…
7. Мы идем на запад
Павел Банацкий не тревожил Ростислава. Он понимал, какую сыновью боль переживает друг. Но когда в тишине снова прозвучали выстрелы, он дотронулся до его вздрагивающего плеча.
— Успокойся, дружище, Марфу Ильиничну не воскресишь… Пойдем, слышишь, кто-то уже рыщет по лесу.
Банацкий взял под руку опечаленного Ростислава и повел его. Шли молча. Ростислав остановился.
— Как же мы уходим, не похоронив мать?
— Сейчас мы бессильны что-либо предпринять. Но мы скоро вернемся сюда, тогда жители покажут ее могилу.
Сумерки застали боевых друзей возле хутора Вырок. Здесь они наконец разыскали Ядзю. Она была мрачная, с бледным лицом. До сих пор девушка ощущала теплоту ладони добродушной женщины, видела ее добрые глаза. Что она может еще рассказать!
— Ядзя, — глухим голосом обратился к ней Ростислав, ты…
— Не будем сейчас, Ростик, умоляю, — перебила его Ядзя.
Возвращаться предстояло открытым полем, друзья должны были миновать несколько сел. Во избежание неожиданностей решили переждать до наступления темноты. Расположились вблизи заболоченной лужайки. Павел Банацкий хотел скоротать время, отвлечь друзей от грустных мыслей и он поведал им невыдуманную историю:
— Летом прошлого года, — рассказывал он, — я вместе с сыном лесника Яковом Добрыниным ушел из села к партизанам, где был командиром Кирилл Михайлович Алексеев. Кличка за ним укрепилась довольно странная — «Махно». Мы добрались до отряда и решительно заявили: от вас никуда больше не уйдем.
— А если прогоним? — пошутил командир.
— Все равно не уйдем!
Раздался дружный хохот.
— Ну что ж, — сказал Махно, — оставайтесь. Жалеть не станете? Здесь мама завтрак вам не подаст. А вообще, ребята, что вы умеете делать?
Тут мой дружок буквально выпалил:
— Могу петь петухом.
Дружный хохот снова огласил лес.
— Как настоящий?
— Да.
Яков продемонстрировал свое петушиное искусство, трижды пропел «ку-ка-реку».
— Действительно не отличишь. Это, пожалуй, пригодится, — обнадеживающе заговорили партизаны.
Через несколько дней нас послали на боевое задание. Яков и я шли с несколькими автоматчиками. Потом Якова оставили в кустарнике, а сами направились к железнодорожному полотну. В условленное время раздалось певучее «ку-ка-реку». Двое немцев, охранявших участок дороги, почуяв птицу, остановились возле переезда, стали прислушиваться. Партизаны тем временем подошли к мосту, под его фермы подложили взрывчатку. Вот уже невдалеке послышалось пыхтение паровоза. Над тяжелогруженым составом повисли белые облачка пара.