Дорогой бессмертия
Шрифт:
Наша встреча с Ядзей была назначена на завтра, на три часа дня, в конце улицы Монополевой.
Глядя со стороны, никто не подумал бы, что у нас есть какие-то другие забота, кроме любовных. Взявшись за руки, мы прошлись по улицам Монополевой и Ковельской, присмотрелись к новым местам. Потом я оставил Ядзю у ломика Баранчука, а сам направился на Ковельскую.
9. Город в огне
Мария Степановна Обновленная и ее мать Теофилия Ильинична встретили меня добросердечно. Григория дома не было,
— Скоро придет Гриша, узнает, что ты сын Марфы Ильиничны, обрадуется, — успокоила Мария Степановна.
Я рассказал о смерти матери. Это встревожило женщин. Теофилия Ильинична заплакала. В это время открылась дверь и в ней показался рослый мужчина в полицейской форме.
— Что случилось? — недоумевал он.
Мария Степановна рассказала новости мужу.
— Печально, — протянул Григорий и посмотрел на меня.
— Сын Марфы. Николай, познакомься.
Григорий пожал мою руку.
— Значит, сначала дерево пускает корни, а потом уже начинает расти вверх? Так? К нам прибыл с теми же хлопотами?
— Да.
Григорий попросил подробно рассказать, при каких обстоятельствах погибла мать. Волновался, в чьи руки попали переданные им сведения.
— Командование отряда благодарит вас за помощь, — прервал я его размышления. — Сведения в отряд доставила Ядзя, девушка, которая была с мамой. Помните?
— Знаю, знаю. А ты к нам с ночевкой?
— Деваться больше некуда.
— Оставайся, — без энтузиазма согласился Григорий.
На второй день к Обновленным зашла Нина Карст — девушка среднего роста черноволосая, с голубыми глазами. Она казалась наивной и простой. На ее лице с тонкими бровями лежала печаль, которая была как бы отражением ее жизни, тяжелой, одинокой, безрадостной. С тех пор как ее муж ушел на фронт, она перебивалась жалкими харчами. Немало пришлось хлебнуть горя, пока устроилась на работу в молочный магазин. Но однажды туда явился немецким офицер. Держался высокомерно. Медленным шагом он подошел к прилавку и спросил:
— Фрау ист фольксдойч [2] ?
— Нет.
— Кто же ты? — изменил том немец.
— Украинка.
— А, украинка! — буркнул он под нос и тотчас вышел. На второй день, в то же самое время, в магазин снова зашел офицер, а с ним — элегантно одетый мужчина в штатском и хрупкая, до безобразна напомаженная девица. Заговорил тот, что был в штатском.
— Фрау Карст, мы вами вообще довольны, но оставаться в магазине вы больше не можете. Понимаете? Магазин обслуживает по карточкам только немцев. Фольксдойч Лора Бремдорф вас здесь заменит.
2
Вы фольксдойч?
Нину снова напугала неизвестность. Опять без работы. Кому пожалуешься? Кто тебя поймет? Эти продажные фольксдойчи? Или пресыщенный немецкий офицер?
Снова потянулись дни поисков работы. Наконец Нине удалось
— За проявление неуважения к немцам, вредные разговоры — тюрьма.
Нина начала работать и всячески старалась проявить себя с лучшей стороны. К этому времени она уже была связана с подпольщиками и аккуратно выполняла их задания. Не один раз в ее комнате велись жаркие разговоры о самом насущном. Впоследствии квартира Карст стала конспиративной. Поэтому товарищи всегда заботились о том, чтобы ее хозяйка оставалась вне подозрений.
— Немцы должны быть тобой довольны. Старайся им понравиться. Иначе у тебя нельзя будет собираться…
На улицу мы вышли вместе с Ниной. Стоял тихий вечер. Никелевым блеском отливала извилистая река Стырь.
— В Луцке устраиваетесь? — осведомилась Нина.
— Смотря какая работа подвернется.
Как знать, почему она этим интересовалась. Но в разговоре я дал понять, мол, буду весьма признателен, если мне не дадут здесь скучать, разумеется, в хорошей компании. Мне почему-то вспомнились слова, сказанные Лукиным перед моим уходом в Луцк: «Дело нелегкое, нужны выдержка, воля».
— Как же проходит наша жизнь в Луцке? — в свою очередь спросил я у Нины.
— Да как вам сказать, не лучше и не хуже, чем у других. Все время в хлопотах. Только недавно устроилась на новом месте.
И Нина уже не могла остановиться, пока не высказала все, что за эти несколько дней отстоялось на её душе. «А, украинка!» — повторила она несколько раз холодную реплику немецкого офицера.
Я посмотрел ей глаза.
— Не надо отчаиваться, — успокоил я собеседницу.
И если вначале мы проявляли излишнюю настороженность по отношению друг к другу, то теперь появилось доверие — пусть еще робкое, но явное.
— А где вы проводите время? — задал я вопрос в надежде выяснить её окружение.
— Если хотите, могу вас познакомить с хорошими людьми, — намекнула Нина.
— Познакомьте, раз за них ручаетесь.
На очередной явке Ядзя сообщила приятную новость: Варфоломей Иванович Баранчук приготовил для отправки в отряд литр йодистой настойки и некоторые другие дефицитные медикаменты. Она также рассказала и о том, как украинские националисты неоднократно предлагали Варфоломею Ивановичу перейти врачевать в их банду, но он наотрез отказался. Однажды его даже хотели угнать туда насильно. Но ничего из этой затеи не получилось.
— Ты еще об этом горько пожалеешь! — пригрозили националисты.
На этот раз записки на маяк я не писал, а устно передал с Ядзей о сложившейся благоприятной обстановке для связи с местным подпольем и создании «группы наблюдения». Ядзя благополучно добралась до маяка в Бодзячиве, передала Владимиру Ступину медикаменты, устную информацию и вскоре возвратилась в город.
В ближайшие дни к Измаиловым зайти не удалось. Нина Карст познакомила меня с Антоном Семеновичем Колпаком, который вместе с женой проживал по улице Кичкаровской, № 11.