Дорогой добра
Шрифт:
Мальчик снова сел на кровати. Отец не отступит, придётся читать. Лёвка потянулся за телефоном, и через несколько минут электронная версия книги была скачана на гаджет.
– Вот так намного лучше! Буду читать понемногу, когда и где получится. Кто вообще сейчас читает бумажные книги? Тем более такую тяжёлую каждый день в школу не потаскаешь вместе с учебниками.
***
Завтра долгие выходные, аж до десятого мая. Но сегодняшний день нужно просто пережить. Всё как обычно: походы по музеям, выставкам и панорамам, посвящённым событиям Великой Отечественной войны и Победы. Безусловно, это, наверное, важно и нужно. Каждый год 9 Мая родители возят Лёву к «Вечному огню» возлагать цветы на могилы воинов. А после они едут в Гусаровку, где похоронен его прадед Дмитрий Анисимович, и кладут букет гвоздик, перевязанный Георгиевской лентой, на его могилу. Лёвка не против традиций, он даже готов их соблюдать. Но скучно всё это и неинтересно. Война была… Но когда это было?! Сто лет назад! Никто уже и не помнит.
Мальчик попытался вслушаться в то, о чём говорила экскурсовод. Опять бои под Гусаровкой. Лёвка стал рассматривать знакомую панораму, выполненную с использованием современных технологий. Такое чувство, что если шагнуть за стекло, сам там окажешься. Действительно, эффект завораживает. Взгляд Лёвки остановился на белокуром мальчугане лет десяти. Чумазый, без рубашки, в одних штанишках, доходящих до колен, таких же грязных, как и он сам, которые держались на одной лямке через плечо. Мальчуган стоял посреди боя вместе с солдатами. Было в нём что-то знакомое. Странно, но раньше Лёвка вроде его не замечал на картине…
Экскурсовод повела класс в следующий зал. Лёвка задержался. В их музее по старинке заставляли надевать специальные тапочки, которые здорово скользили по натёртому паркету. Мальчишка сделал круг по воображаемому катку и, разогнавшись изо всех сил влетел головой прямо в экран панорамы.
Внутри всё содрогнулось от падения. Голова сильно болела в месте удара. В ушах стоял сильный шум, будто кто-то работал электродрелью, что ещё и разделялось на несколько голосов. Лёвка уже жалел о своей беспечности и боялся открыть глаза. Шум не стихал.
Вдруг незнакомый детский голос с хрипотцой заорал ему прямо в ухо:
– Живой? Ишь, как тебя вертануло!
От неожиданности Лёва открыл глаза. Мутное изображение стало проясняться, и он увидел возле себя замурзанное личико, обрамленное белокурой шевелюрой.
– Чего? Ты кто?
– Я? Я-то Митька. А ты? Откудова ты вообще тут взялся? Бой в самом разгаре. Взрывной волной тебя, что ли, принесло?
Лёвка стал мотать головой, пытаясь прийти в себя:
– Какой бой? Что ты такое говоришь? – Лёвка попытался встать на ноги.
Ответом на его вопрос загрохотал автомат, и что-то громыхнуло так, что заложило уши. Митька ухватил Лёву за плечи и силой прижал к земле рва, в котором они находились. Сверху на головы им посыпалась земля.
– Темнеет уже. Щас замолкнут, – со знанием дела заключил он.
– Кто замолкнет? Что вообще происходит? Я в музее на экскурсии был, – промямлил Лёвка.
– Здорово, видать, тебя приложило, раз не помнишь ничего, – мальчишка вытер локтем нос. – Ничего, очухаешься. Меня тоже один раз так шмякнуло, что еле мамку вспомнил. Война идёт. С немцами. Сейчас 1944-й год. Это хорошо, что тебя в окоп закинуло сразу, а то б не жилец, – Митька помотал головой.
Лёвка смотрел на чумазое лицо с таким же, как у него самого, вздёрнутым носом и ямочками на щеках и думал о том, что вряд ли он так быстро сошёл с ума. Он точно помнил, как разогнался скользить по полу музея и ударился об экран панорамы. Наверное, он потерял сознание, и это всё ему снится. Скорее всего, он уже в больнице, а когда очнется, рядом будут папа с мамой. Это просто обычное сотрясение мозга.
– Ладно, ты это… сиди тут и не поднимайся. Я сейчас ребятам подсоблю и сразу к тебе. Надо врагу дать подзатыльника на сон грядущий.
Невысокий коренастый мальчуган юркнул за поворот укрепления. Лёвка попытался расслабиться. Тут всё вокруг снова задрожало, отзываясь где-то внутри. Раздался взрыв совсем рядом, а земля точно застонала в ответ, и Лёвка, вжавшийся в стену окопа, словно услышал всю боль этого стона. Едва стихло, Митька уже тащил ящик с чем-то очень тяжёлым. Когда он поравнялся с Лёвкой, тот по инерции приподнялся и стал подталкивать ящик с противоположной стороны, чтобы помочь своему новому знакомому. На вид Митьке было примерно столько же лет, сколько и Лёвке, только говорил он как-то странно. Современные мальчишки так не разговаривают.
– Шустрик, где ты запропастился? Я уж думал, случилось что, – к ним подбежал, наклоняясь ниже уровня окопа, мужчина в военной форме времён Великой Отечественной. Это Лёвка хорошо запомнил из папиных рассказов и детских фотографий прадеда с солдатами. Вдруг при этой мысли у него всё помутнело в глазах, и мальчик стал оседать на землю.
– Ай, да нормально всё, Василий. Что со мной станется? Это вот его принесло взрывной волной, – Митька кивнул на Лёву. – Чудной какой-то. Контузия, наверное.
Они вместе с бойцом подняли Левку, усадили, привалив к стенке окопа.
– Ладно, давай ты тут с ним, а мы уж сами, – солдат ухватил ящик с боеприпасами и потащил дальше.
Лёвка смотрел перед собой и теперь думал, что, наверное-таки, сошёл с ума. Интересно, а от сильного удара можно сойти с ума?
– Ну ты и тщедушный! – личико с ямочками на щеках и милой улыбкой всматривалось в Лёвкины глаза, а он понимал, что в этот самый момент смотрит в глаза своего прадеда, Дмитрия Анисимовича. И там, за экраном панорамы, тоже был он – в грязных штанишках с одной лямкой через плечо.
С приходом ночи бой стих. Мальчишки сидели бок о бок в том же окопе.
– Ну, ты как? – Митька снова посмотрел на Лёвку.
– Да нормально, просто…
– Ты не бойся, очухаешься. Вот перестанут эти сволочи нам жизнь портить, я тебя к мамке отведу. Она у меня ух какая врачиха. Кого хочешь на ноги поставит.
– Я не про то…
– А про что?
– Слушай, и давно это у вас тут так?
– Бой в смысле?
– Ну да.
– Знаешь, – Митька вдруг приподнялся и с заговорщицким видом присел напротив Лёвы. – Если честно, мне кажется, мы на одном месте топчемся. Только никто больше этого не замечает, кроме меня. Я хотел Ваське сказать, но он взрослый, засмеёт.