Дорогой, это смерть
Шрифт:
Я выпил все одним залпом. Она взяла у меня стакан и поставила его на туалетный столик рядом со своим. В мой открытый рот бежала вода. Я видел, что Мария идет на меня. Да, да, именно идет.
— Подвинься, Шелл, дорогой. Дай местечко Марии.
Я подвинулся в самый угол ванны. Все было в полном порядке.
— Заходи, — сказал я. — Водичка отменная.
— М-мм, — промурлыкала она, ступив под душ. — Восхитительно.
Я не знал, что мне сказать, но мне очень хотелось что-нибудь сказать. Если я ничего не скажу, Мария
— Ты, Мария, такая красотка, — изрек я.
Она молча взяла мыло.
— У тебя здесь так чудесно, — снова поднатужился я. — Такой прелестный уголок.
— Хорошая водичка, — сказала она. — Потри мне спину.
Черт побери, если она не желает со мной разговаривать, и не надо. Потру ей спину. Что я и сделал. Потом то, это, еще что-то. Она каждый раз твердила: «М-мм, хорошая водичка».
В конце концов вода сделалась холодной, и тут меня осенило, что я сыт по горло всем этим: и нахальным коридорным, и парением над безднами, и попытками вести под душем ничего не значащий светский разговор.
— Малышка, давай-ка лучше выбираться из этой тесной квартиры, — сказал я.
Что мы и сделали. Она повела меня в спальню, и мы даже дошли до кровати. Правда, с трудом.
Маленькая акробатка была потрясающа. Когда она плясала в ресторане, я, можно сказать, ничего не заметил. То была лишь разминка перед игрой, а это уже был чемпионат.
Сзади меня было раскрытое окно, в котором в любой момент могла появиться зловещая физиономия и изрешетить меня пулями. Пускай хоть целая дюжина физиономий с гранатометами — плевать я хотел. Похоже, меня это теперь не касалось. Все это осталось где-то там, в прошлом. Хотя я всем своим существом остро, как никогда раньше, ощущал скоротечность нашей жизни.
Шло время, полное необычных ощущений, поколебавших мою веру в законы возможного. По правде говоря, и вероятного тоже. Наконец стало тихо и покойно, как в могиле. И я решил, что это, быть может, смерть.
— Шелл? — через какое-то время подала голос Мария.
— А, ты здесь.
— Шелл, — повторила она.
— Да?
— Встань и зажги свет.
— Легко сказать «встань и зажги свет». Господи, встань и зажги свет. Ты полагаешь, я способен на это? У меня такое ощущение, будто я вывихнул все тело.
— Шелл.
— Да?
— Ты знаешь, что я из себя представляю?
— Да. Ты шпионка от синдиката. Ты вывела меня из строя. Теперь они захватят весь мир.
— Ну, в этом я не разбираюсь. Я хотела сказать, что я теперь представляю из себя развалину. И это твоя заслуга. Я ни за что не смогу встать и зажечь свет.
— Ну и черт с ним. Зачем нам свет? Пускай всегда будет темно и приятно.
— Шелл.
— Да?
— Спокойной ночи, Шелл.
— Спокойной ночи, Мария.
Больше мы ничего не сказали друг другу. Засыпая, я думал о том, что завтра Мария Кармен вряд ли будет в состоянии выступать.
Глава 13
Лучше бы этого утра никогда не было. Мария Кармен принимала душ, напевая «та-ра-ра-бум-ди-я», эдакое своеобразное выражение полноты и радости бытия. Мне удалось вытянуть одну ногу и почти коснуться ею пола. Я делал попытки дотянуться носками обеих ног до ковра, когда Мария вышла из ванной, облаченная в атласный халат. Она была свежа, как утренняя роса, и сияла красотой. В ней ключом била энергия.
Мария присела на краешек кровати и внимательно на меня посмотрела.
— Привет. Как дела у моего мальчика?
Я ей ничего не ответил — все и так было ясно. В настоящий момент я переживал новый вид похмелья, явившийся следствием неумеренных возлияний в «Лас Америкас» и в особенности в «Эль Пенаско», смешанных с изрядной порцией океанской водицы, некоторым количеством воды из-под душа плюс тем, что поднесла мне Мария, ну, и кое-чем еще.
Она присмотрелась ко мне внимательней.
— Твои глаза мечут громы и молнии.
— Знала бы ты, что творится у меня внутри.
— Хочешь сказать, там еще страшней?
— Готов растерзать их в клочки и развеять по ветру.
— Понятно. Держу пари, я знаю, кого именно.
— Ладно, оставим это. — Я скрипнул зубами и закрыл глаза. — Какой сегодня день недели? И который час?
— Одиннадцать утра, среда, тринадцатое апреля 1952 года. Сияет солнце, синеет море, небольшой...
— Закройся. Итак, пока что все спокойно.
Мария рассмеялась.
— Да, спокойно. Вставай, я покормлю тебя завтраком.
Я простонал.
— Не стоит изощряться. Просто принеси мне тарелочку бурбона.
Она вышла и минуты через две вернулась, неся в руках шипучку Алька Зельцер и какую-то бурду, которую я выпил, даже не распробовав ее вкуса. Мария села на кровать и взяла меня за руку. Я посоветовал ей пощупать мой пульс.
Промаявшись примерно с час, я к полудню подкрепился и взял себя в руки. Это было довольно трудно сделать, так как я состоял из одних кусочков. Однако к тому времени, как Мария спросила: «Чем собираешься заняться сегодня, мой дикарь?», я был вполне сносным факсимиле Шелла Скотта.
— Пока еще не знаю, мой маленький огнемет, — к этому времени мы уже обзавелись несколькими ласковыми прозвищами каждый. — Но есть кое-какие идейки. В данный момент хотелось бы на полчасика воспользоваться твоей спальней.
— Всего на полчасика?
Она улыбнулась.
— В абсолютном и полном одиночестве, — уточнил я. — Мне требуется подумать. Я ведь ко всему прочему еще и мыслитель. Итак, как насчет того, чтобы оставить меня на полчаса в покое?
Она красиво надула губки.
— Я думала, мы поплаваем. Или покатаемся на водных лыжах. Я могла бы обучить тебя этому делу.