Дорогой, это смерть
Шрифт:
В это время зашумела вода в моем туалете слева.
Я покосился на закрытую дверь, она открылась и из нее выпорхнула красотка в норковой шубе, под которой больше почти ничего не было. У меня отвисла челюсть. Красотка улыбнулась.
— О господи, ты, должно быть, и есть этот самый Пулеметчик, — сказала она шелковым контральто. — Тогда тебе известно о моем приезде.
Разумеется, мне о нем известно. И вообще мне абсолютно все известно. Красотка мне улыбалась, а я ее разглядывал. Надо признаться, это было стоящее занятие.
На ней было
У него был такой низкий вырез, что мне поначалу показалось, будто это неглиже, однако так было задумано. Эту девицу природа явно не обделила своим вниманием. Что касается меня, то я природу боготворю.
Красотка смотрела на меня своими синими глазищами.
— Милый, меня послал Торелли. Чтоб ты не скучал.
Милый. Она назвала меня милым.
— Торелли?
— Ну да. Торелли сказал мне... мм... «Поговори с ним, пока я буду готов».
Торелли? Я не знал никакого Торелли. И что значит это «пока я буду готов»? Может, она имеет в виду меня? Черт побери, так я уже готов.
У нее были изумительной формы ноги с узкими лодыжками, длинные волосы, что мне вообще очень нравится у женщин, к тому же какого-то особенного цвета. Одним словом, она была блондинка с каким-то клубничным оттенком, хотя, вероятно, это называется апельсиновый цвет, но по мне пускай хоть зеленый. Благодаря тонкой талии ее бедра казались еще восхитительней. О да, я рассмотрел ее всю до кончиков ушей.
Я стоял и все пялился на нее, а она спросила:
— Ну и как, долго ты будешь меня так держать?
— Извиняюсь. Садись. — Я повел ее к креслу. — Ты застала меня врасплох.
Я хотел было спросить, что все это значит и кто такой Торелли, но вспомнил, что теперь я не я, а Пулеметчик, а, следовательно, все знаю.
— Так тебя послал Торелли?
— Угу.
— Добрый старина Торелли.
Она ничего не ответила, и я предложил выпить.
— Как скажешь.
Я на это улыбнулся и извлек бутылку бурбона, который всегда имею в запасе на случай всяких чрезвычайностей. Это был тот самый случай. Налил нам от души, подал ей стакан, свой осушил не сходя с места.
На красотке был огромный перстень с печаткой в виде большого выпуклого "И". Он был размером чуть ли не с ее платье, которое она носила так беззаботно. Однако в таком платье вряд ли стоит о чем-то заботиться.
— А тебя случайно как зовут? — поинтересовался я.
— Ивлин. Можешь звать меня Ив.
Я мог бы извлечь из всего этого колоссальную выгоду, но мне сперва требовалось еще выпить. Что я и сделал, пока она возилась с тем, что я налил ей раньше.
— Может,
— Прекрасно. Люблю музыку. Просто обожаю.
Она склонилась над радиоприемником, округлив при этом свои и без того круглые бедра, повернула ручку. Оттуда полилась музыка. Она вертела ручку пока не нашла себе по вкусу. Это оказался какой-то чувствительный пустячок в ритмичном обрамлении. Скорей всего самба, которая мне очень понравилась, потому что Ив отбивала такт ногой и еще многими частями своего тела.
— Потанцуем? — предложила она.
Пришлось прокашляться прежде, чем я смог ей ответить:
— Да, черт возьми.
Она повихляла бедрами, приподняла платье, еще выше обнажив свои великолепные ноги. «А-а-а», — изрек я, она подняла платье еще выше и пошла на меня как Гильда Грей.
Мы кружились в танце, главным образом работая не ногами, а телом. Кто бы ни был этот Торелли, я ему многим обязан. Но тут открылась дверь, и ввалился этот уродина коридорный, которого меня так и подмывало засунуть в кипящее масло. Мог по крайней мере постучать.
— Ты еще не одет? — изумился он.
Во дурак-то!
— Нет, мой дорогой, не одет, — сказал я, с трудом сдерживая ярость. — Сделай милость, убирайся к чертовой...
Его физиономия приняла еще более паскудное выражение, что меня удивило, ибо я думал, что дальше уж некуда.
— Послушай, Пулеметчик, у тебя осталась ровно минута на одевание, или ты пойдешь в плавках. Торелли это не понравится.
— О, боже! Извини меня, Пулеметчик. Я удаляюсь. Ты лучше поспеши.
Мне захотелось выпрыгнуть из окна, но она была так доброжелательна. Я подошел к кровати, взял норковую шубу, чтобы помочь ей одеться. Когда я брал шубу, маленькая черная сумка-коробка, которая под ней лежала, упала на пол.
Ив взвизгнула.
— Моя сумка!
— Ух, прости.
Она наклонилась, подняла сумку и сказала:
— Неужели нельзя осторожней? Ты мог ее сломать.
— Ни за что на свете, голубушка.
Ив повернулась и вышла вон, неся в одной руке шубу, а в другой сумку. Коридорный буркнул, что у меня осталось всего тридцать секунд, я быстро натянул брюки, схватил рубашку и сунул босые ноги в туфли. Он даже не позволил мне завязать шнурки.
— Что с тобой, Пулеметчик? Шарики, что ли, забарахлили?
Я промолчал, коридорный распахнул дверь. Мысль поселиться в номере Пулеметчика и на какое-то время стать им понравилась мне с самого начала. Теперь, похоже, она даже чересчур мне нравилась.
Коридорный взял меня под руку и повел в направлении живописного патио. Мы обошли стороной конторку дежурного, свернули на узкую тропинку, ведущую к большому бунгало, который в сущности был отдельным домом поодаль от основного здания. Мы шли именно туда, и я даже представить себе не мог, кто или что меня там ожидает. Дом назывался «Вилла Море» и был одним из трех самых больших, самых изысканных и дорогих апартаментов в «Лас Америкас».