Дорогой интриг
Шрифт:
— Нет, — чуть помедлив, ответил Его Величество, и я подумала, что сейчас мы вернемся к лодке, но он подал мне руку, и мы вновь зашагали по тропинке: — Я не буду говорить о лунном свете, когда рядом сияет солнечный луч. И раз вы не хотите слушать, о ком мне хочется рассказать, то не станем портить ночь ссорой. Лучше поделитесь, как будете проводить дни, когда я отправлюсь в охотничьи угодья.
И мы больше не возвращались к прерванному разговору. Государь более не делал попыток поцеловать меня, и я даже вздохнула с облегчением. Кажется, мне дали еще время, удовлетворившись тем, что я говорила о государе. Впрочем, впереди был турнир, и оставалось надеяться, что после него меня не ожидал крах моих устремлений. Но об этом я сейчас не думала. Просто наслаждалась прогулкой в мирном уединении и беседой. Той ночью король не спрашивал меня обо мне, не рассказывал и о себе, но беседа вышла легкой и увлекательной. Я совсем потеряла счет времени, и когда небо начало светлеть, Его Величество повернул к берегу, где была оставлена лодка.
Уже в резиденции, он проводил меня до крыла, где жили фрейлины и произнес:
— Благодарю за чудесную ночь, Шанриз. Ложитесь и не вздумайте вставать, чтобы проводить меня, просто пожелайте удачи сейчас. Хэлл услышит вас, и может мне перепадет еще немного удачи.
— Хэлл с вами, государь, — улыбнулась я.
Он задержал на мне взгляд:
— Знаете, Шанриз, в чем разница между луной и солнцем? — вдруг спросил он. — Луна не греет, но в ее лучах не страшно и сгореть. И все-таки жар солнце манит столь сильно, что даже зверь готов бежать за ним, будто глупый мотылек, летящий к пламени свечи. — Он все-таки привлек меня к себе и добавил совсем тихо: — Согрей меня, и я стану ласковым псом у твоих ног.
— Я опасаюсь, что умиротворяющая луна останется прибежищем от жаркого солнца, — ответила я и отстранилась: — Но мой свет для вас, государь.
— Не забывай этого, — сказал он. После поцеловал руку и отступил, повторив: — Не забывай. Не буди того, кого разглядела. — А затем развернулся и ушел, оставив меня в смешанных чувствах.
С тех пор минуло три дня, и не могу сказать, что тосковала. В первый день и вовсе особо не заметила, что что-то изменилось, разве что в королевскую библиотеку шла, не опасаясь неприятной для меня встречи с принцессой или герцогом. Да и с Серпиной разговаривать мне вовсе не хотелось. Она после того раза, когда государь впервые открыл двери своей гостиной для игры в спилл, и барон Хендис откликнулся на ее призыв вместо меня, больше не пыталась поговорить со мной наедине. Впрочем, для этого ей пришлось бы отлавливать меня по всей резиденции, а графиня была занята более важным делом – сторожила царственного любовника, всё чаще теряя над ним контроль.
Но сейчас королевское крыло пустовало, если не считать гвардейцев и прислугу. И потому в библиотеке я провела половину дня, подробно изучая книги с помощью библиотекаря – господина Бока. Милейший человек, который мог рассказать, кажется, о любой книге на свете. Наверное, я не столько выбирала себе новое чтиво, сколько слушала его вдохновенный монолог.
К достоинствам библиотекаря можно отнести и то, как он рассказывал о содержании книг. Господин Бок умело вел слушателя по неведомому миру, тонко чувствуя, о чем стоит рассказать, а где сохранить интригу, знал, как пробудить интерес и желание взять в руки заветный том и с жадностью проглотить его содержимое. Мне стоило лишь назвать любимых писателей, как библиотекарь, словно маг, открыл передо мной мир еще неизвестных мне авторов, которые, по заверениям любезного старика, должны были заставить меня открыть рот от восторга.
Теперь я с вожделением смотрела на стеллаж на втором этаже библиотеки, занимавшим всю правую стену. И единственное, о чем я жалела, было то, что я не смогу закрыться в своих комнатах и прочитать всё это изобилие до того, как мы покинем резиденцию. До окончания лета оставалось совсем мало, а литературного лакомства слишком много, чтобы успеть охватить хотя бы треть из всего этого списка блюд для истинных гурманов. И ушла я в тот день в свои комнаты с увесистой стопкой книг, надеясь, что прочту их все за то время, пока не появится король, и я не вернусь в придворную жизнь.
Впрочем, ее светлость не считала, что отъезд короля позволяет нам прекратить посещать ее гостиную, куда приходило всё больше гостей. И, конечно же, это было справедливо. Не для того она приложила столько стараний, чтобы потратить их впустую только потому, что монарх отбыл на малую охоту, далеко не в первый раз за лето. Только вот я надеялась, что герцогиня даст мне вольную, пока я не служу приманкой для короля. Однако теперь я превратилась в приманку для придворных, и они спешили заверить меня и мою покровительницу в своей дружбе.
Так что деваться мне было некуда, и потому я продолжала «украшать» собой вечера, а днем, не имея повода исчезнуть без своего наперсника, почти неотлучно находилась подле ее светлости, заманивая придворных побродить по тенистым аллейкам или же посидеть у фонтана и послушать трели герцогини. Хвала Богам, в этом она обходилась своими силами, а мне лишь оставалось улыбаться и отвечать на обращенные ко мне вопросы. Так что мечта о чтении оставалась мечтой.
Лишь перед сном мне выпадало это счастье, и стопка книг, разумеется, оставалась нетронутой, если не считать ту единственную, которую я пока читала. В общем, если я по чему-то и скучала, так это по возможности проводить время так, как мне вздумается. Все-таки при государе мне давали большую свободу, чтобы я могла по первому желанию монарха оказаться рядом с ним и продолжить его очаровывать.
Но вот к вечеру третьего дня я вдруг загрустила. Сидела в гостиной герцогини, смотрела на привычный ход жизни и понимала, что мне чего-то не хватает. Например, обмена записками. Государь уже приучил меня к этим коротким посланиям, и не получая я их три дня кряду, я ощутила пустоту. Впрочем, это чувство пришло утром, когда я проснулась, и у моей постели уже в третий раз не появилась Тальма со своим подносом для корреспонденции. А когда мы резвились на лужайке неподалеку от королевских окон, они показались мне безжизненными, потому что никто не выглянул ни разу, как это обычно бывало в такие минуты.
Ну а вечером пришла и вовсе грусть. Я перевела взгляд на место подле меня, сейчас пустовавшее, и нахмурилась. Вскоре ко мне подсела одна из придворных дам, чтобы обсудить какую-то сплетню, и меня охватило раздражение. Вместо приятной и содержательной беседы мне предложили посплетничать!
— Глупость какая, — фыркнула я, когда, извинившись, вышла на балкон, чтобы подышать воздухом и привести мысли в порядок.
Мне было неуютно от этой неясной тоски по человеку, в котором я желал видеть лишь друга, только вот в отношении Гарда я испытывала иные чувства. Вот без него мне было скучно, но это ничуть не напоминало того, что вдруг проснулось во мне в отношении короля. Не скажу, что это было влюбленностью, но мне его не хватало!
Передернув плечами, я уселась на широкие каменные перила балкона и устремила взор в открытую настежь дверь, прикрытую лишь полупрозрачными занавесями. Я смотрела на людей, развлекавшихся в ней, и вспоминала прогулку по ночному лугу, лишенную всего этого налета лощеной лености и фальшивого блеска.
Протяжно вздохнув, я проворчала:
— Я просто устала от всей этой круговерти.
А еще через минуту я попыталась представить, чем в эту минуту занят наш сюзерен, и вновь передернула плечами, теперь от неприязни. Мне так ясно представилось, как он приобнимает за талию графиню Хальт, а может, смотрит на нее и говорит какие-то ласковые слова, а то и вовсе целует так же, как целовал меня. И это видение вернуло меня на балкон ее светлости, потому что тоску сменило раздражение, даже злость. И, фыркнув, я спрыгнула на выложенный мозаикой пол и тряхнула головой, преисполнившись боевого настроя. Теперь моя тоска казалась мне блажью, от которой я быстро избавилась. Это принесло облегчение.