Дорогой интриг
Шрифт:
Теперь наш дорогой мажордом в темнице, и его наверняка будут пытать, чтобы добиться признательных показаний. В злоумышленниках называют меня и вашего дядюшку. Барона считают исполнителем, впрочем, как и вас. Вот так вот, дорогая моя. Даже похищение ваших платьев называют интригой, которую я выдумала для того, чтобы отправить к вам короля, и тем самым подтолкнуть. Думаю, что и визит Селии к вам вскорости назовут нашими происками и выдумками. В итоге, нас просто сметут. Я вернусь в Аритан, где буду сидеть под стражей. Его сиятельство, хорошо, если просто выгонят со службы и отправят восвояси. Вас удалят от двора, а Фьер… Фьер уже вряд ли выберется из застенков.
— Боги, — сдавленно произнесла я, прижав ладонь к груди.
— Признаться, не знаю, как из всего этого выбираться, — ее светлость покачала головой и упала на стул напротив меня. — Немыслимо! Как он обыграл нас! Как обвел вокруг пальца, как вывернулся, когда уже казалось, что его конец близок. Мерзкий змей, — вздохнула герцогиня. — Я впервые чувствую такое бессилие.
Я сидела оглушенная тем, что узнала, и меня мучил только один вопрос:
— Почему король верит оговору?
— Потому что его следователь представил ему какие-то доказательства, о которых я точно не знаю. Мне сообщили только о выводах, да так, что я сочла слова государя за обвинение.
Прижав ладони к щекам, я с ужасом понимала, что всю эту историю и вправду можно преподнести так, что невиновные станут преступниками. Но тогда это доказывает вину наших противников! Теперь уже не приходится сомневаться в том, что это они отравили Аметиста, и что герцог…
— Он, что же, сам себя опоил? — изумилась я. — Зелье ведь и вправду было выпито!
— Только он мог придумать такое, — ожесточенно ответила ее светлость. — У Селии не хватит ума, а про Серпину я и вовсе не говорю. Она, хоть и может наговорить гадостей, но осторожна и смотрит в рот главе рода покойного супруга. А этот змей мог всё продумать и рассчитать, как и выпить любовного зелья, чтобы перекрыть другой грех – отравление жеребца. Остальное мелочи – предоставить королю необходимые сведения. И теперь, как бы мы не кричали и не взывали к справедливости, скажут, что мы изворачиваемся. Нам не поверят.
— И как же ему сыграло на руку приглашение барона на охоту, — нахмурившись, произнесла я.
— Бедный мальчик, — покачала головой ее светлость, а после топнула ногой и воскликнула: — Надо что-то придумать! Я не собираюсь возвращаться в это отхожее место, в этот забытый Богами Аритан!
Я бросила на нее взгляд и испытала злость и обиду за Гарда, который был и вовсе ни при чем во всей этой борьбе за влияние, но пострадать мог именно он. В своем герцогстве ее светлость могла жить припеваючи, а что будет с Фьером? А его жена и сын?! Какое будущее у них, если барона… казнят. За использование темной магии казнили!
— О, Хэлл, — прошептала я, — помоги.
— Молите вашего покровителя, Шанриз, — услышав меня, сказала герцогиня. — Только он теперь может нам помочь.
И в этом она была права, потому что события продолжали развиваться. Дядюшку отстранили от должности, пока шло следствие, но мы понимали, что это обернется полной отставкой и опалой, а затем и концом рода Доло вместе со всеми его ветвями. У Амберли будет самый грустный день рождения, на который никто не придет. И о выгодном замужестве не будет и речи, а если станет известна причина отставки… С этим надо было что-то делать.
Поначалу я попыталась отправить государю еще одно послание, но уже не короткую записку, а обстоятельное письмо, где хотела привести разумные доводы в пользу нашей невиновности. Я была красноречива и убедительна, по крайней мере, мне хотелось в это верить. Впрочем, узнать, насколько это так, мне не удалось. Письмо попросту не приняли. Ни от меня, ни от Тальмы, ни от прислуги графа Доло. Передо мной будто воздвигли стену, преодолеть которую казалось никому не под силу.
И теперь единственный, кто мог хоть как-то повлиять на государя, оставался магистр Элькос. Только вот пробиться к нему было столь же невозможно, как и отправить письмо королю. Я изыскивала способы поговорить с ним, но маг, как обычно, оставался подле господина, а от меня не принимали никакую корреспонденцию, даже предназначенную Элькосу.
— Что же делать? — вопросила я у дядюшки, когда мы остались наедине.
— Ума не приложу, — ответил он. — Я сейчас неугодная персона, со мной почти никто не разговаривает. Даже те, кто не верит в обвинение, предпочитают держаться в стороне, чтобы не попасть под опасное обвинение. Ришем и его свора не держат языков за зубами, по дворцу ходят совершенно дикие сплетни. Они продолжает уничтожать нас и нашу репутацию.
— Государь говорил с вами?
— Самое удивительное, что нет. Он устроил разнос ее светлости, меня же просто удалили из Кабинета. Из этого я делаю вывод, что главной зачинщицей считают ее. И если сказать по совести, даже я уже начинаю задумываться, что обвинения имеют смысл. Понимаю, что это полнейшая ерунда. Сейчас, когда мы так близки к успеху, ей подобные выходки совершенно ни к чему, но, раздумывая, вижу логику. — Его сиятельство покачал головой. — Этак я и в свою вину уверую. Но как же складно придумано… — И вдруг воскликнул: — Я – старый дурак! Я ведь уверился, что ему нечего нам противопоставить. Меня усыпило это бездействие! — А после и вовсе хохотнул: — Я часто воспоминаю, как он сопровождал нас до резиденции после своей прогулки. Какая обреченность была в его взоре, как горестно вздохнул, талант!
Я ответила кривой усмешкой.
— Он не бездействовал. Ришем пытался подобраться ко мне, только безуспешно.
— Да и не слишком-то он усердствовал, — отмахнулся дядюшка. — Я ожидал большего, и это усыпило бдительность. Теперь мы летим в пропасть, но я не понимаю одного, — я ответила вопросительным взглядом, и граф продолжил: — Почему в застенках только Гард? Нас уже должны были схватить или выслать из резиденции, но мы всё еще здесь, даже не под домашним арестом. Прошло полторы недели с момента, как государь вернулся и приказал схватить Гарда, и неделя, как вызвал к себе герцогиню. Однако на этом пока всё. Или же следователи собирают доказательства, или…
— Или?
— Король чего-то ждет. Если бы ожидал вас, то принял бы и письмо, и вас саму. Но он безмолвствует. И это настораживает больше, чем прямые обвинения. И я совершенно не знаю, что делать. Я бы провел собственное расследование, но опасаюсь, что это истолкуют не в нашу пользу. Менее всего мне хочется, чтобы меня обвинили в том, что я запугиваю кого-то или пытаюсь избавиться. Лучшее, что сейчас можно сделать, это ждать.
Подумав немного, я вскинула на его сиятельство взор и отрицательно покачала головой.
— Ждать, пока Гарда отправят на плаху, или же пока нас покроют позором и изгонят прочь? Я не могу допустить такого, дядюшка! — Я вдруг испытала прилив негодования. — Я не могу позволить уничтожить нас! А как же Амбер? Как же все остальные? Род Доло служил королям Камерата многие поколения. Я не помню герцогов Ришемских, но знаю Алгерта Доло – военачальника и политика, который принес немалую пользу королевству. А еще знаю Тьерна Тенериса-Доло, отличившегося в битве при Ванлиге. И знаю Вигера Мадести-Доло, выигравшего дипломатическую баталию за Слеттинские земли у Саммена. Без единого выстрела и кровопролития! И знаю Энтина Фристен-Доло, благодаря которому к Камерату было присоединено побережье Тихого моря. И произошло это четыреста лет назад, когда Стренхетты были так же далеки от королевского трона, как и Гард от звания отравителя.