Дорогой, все будет по-моему!
Шрифт:
Стефани попыталась прислушаться к себе и… ничего не услышала. Ей казалось, что предложение Майкла должно было вызвать у нее восторг. Ведь оно обещало новую жизнь с порядочным человеком, явно ее обожающим. Не приходилось опасаться, что Майкл когда-нибудь заведет за ее спиной другую женщину. Он умен и талантлив. Но где-то на периферии сознания маячила тень сомнения, причину которого она никак не могла объяснить.
– Так вот, – продолжала Меридит, – вы или говорите ему, что хотите подождать еще немного, или же делаете пробный заход. Поживите вместе пару недель и тогда
– Вы правы, – вздохнула Стефани. – Конечно, все так. Но, честно говоря, я еще и боюсь. Что, если я скажу «нет», а он больше этого не предложит? – Господи, ну зачем она рассказывает все это именно Меридит? Стефани решительно не могла себя понять.
Меридит фыркнула.
– Ну так останетесь как были – вдвоем с Финном. Чем это плохо? Не говорите, Стефани, что вы превратились в одну из тех женщин, которые готовы жить хоть с Фредом Вестом, только бы не в одиночестве.
– Нет, конечно нет, – засмеялась Стефани. – Хотя шевелюра у него что надо.
– Если он увлечен всерьез, то и через полгода по-прежнему захочет съехаться. А если нет, вы просто будете знать, что поступили правильно. Как вы сами считаете?
– В этом, конечно, есть смысл. – Она провела ладонью по глазам. – Я просто никак не могу понять, почему не прыгаю от радости. Шесть месяцев назад я и представить не могла, что так скоро встречу кого-то. Да к тому же такого доброго, умного, любящего… – Она оборвала фразу, не зная, что еще сказать.
– Но?.. – вскинула брови Меридит.
Стефани вопросительно взглянула на нее, и Меридит пояснила:
– В ваших словах ясно слышится большое но.
– Но… даже не знаю… он как будто немного… он не… он любит джаз и разбирается в тенденциях мирового кино. Все его друзья – музыканты, фотографы, артисты. Или пытаются быть ими. В этом, конечно, нет ничего плохого, просто они принимают себя слишком всерьез. И он тоже. – Стефани понятия не имела, понимает ли Меридит то, что она пытается сказать. Она и сама себя не понимала. – Я думаю, что в этом и есть мое главное но. Он слишком уж правильный.
Меридит кивнула:
– Он, похоже, довольно…
– Скучный? Вовсе нет, он не скучный, он только чересчур… серьезный.
Я вообще-то хотела сказать, что он интересный человек. Не уверена только, что вполне в вашем духе, если вы меня понимаете. Не сочтите меня слишком бесцеремонной…
– Иногда мне так хочется немножко растормошить его, – вздохнула Стефани.
– Ну, если вы и вправду хотите послушать совета озлобленной старой девы, которая если и жила с кем-то, то не дольше четырех недель в восемьдесят девятом… Я вот что думаю… – Она сделала театральную паузу. – Ничего не делайте. Спешить вам некуда. Если подождете еще, ничего не потеряете, разве что не поспите ночь-другую.
Стефани засмеялась:
– Вот это совет! «Ничего не делайте»!
– Я вообще по природе ленива. Ничего не делать всегда мне кажется лучшим выходом.
Стефани благодарно улыбнулась:
– Спасибо, Меридит, я очень признательна вам, что вы меня выслушали.
– И она права! – с чувством проговорила Наташа. – Хотя как тебе пришло в голову советоваться с этой мымрой, когда ты можешь посоветоваться со мной, не понимаю!
– Она сказала именно то, что сказала бы ты, так какая разница? И кроме того, она мне нравится.
– С каких это пор?
– С тех пор, как она поверила в мою гениальность. А в последнее время она вообще лапочка.
Наташа фыркнула.
– В другой раз Меридит пойдет с тобой на свидание! Неудивительно, что она хочет разлучить тебя с Майклом. Небось почувствовала, что имеет у тебя успех.
– Ну, сейчас уже не семидесятые годы.
– Ты мне вот что скажи… – Наташа внезапно стала серьезной. – Когда он последний раз смеялся?
– Он умеет смеяться, – возмутилась Стефани. – Ты, собственно, о чем? Мне казалось, он тебе нравится. Ты вот ему определенно нравишься.
– Майкл и мне нравится, он толковый, заботливый… ну разве что не из тех, с кем можно подурачиться, вот и все, что я сказала.
– Мне с ним хорошо. Он добрый, умный, ответственный. И никогда мне не изменит!
– Потрясающе. Я очень даже понимаю, почему последнее кажется тебе сейчас самым важным, но… все это не значит, что ты должна считать, будто ваши отношения навсегда. Пока ты не будешь полностью уверена, а ты еще не уверена.
Стефани тяжело опустилась на диван. Внезапно ей стало жаль себя до слез. Она и вправду заплакала, настигнутая волной столь несвойственной ей жалости к себе. Наташа оторопела.
– Прости, Стеф, я не хотела тебя расстроить!
Стефани плакала редко, и, соответственно, когда это с ней случалось, то все, что копилось в душе с последнего раза, прорывалось наружу, и она уже не могла остановиться. Она попыталась объяснить, что Наташа ни в чем не виновата, но разговаривать и плакать в одно и то же время было очень трудно, и плач победил. Она потрясла головой в надежде, что Наташа поймет, что она хочет сказать. Поняла Наташа или нет, она подошла и села рядом, беспомощно погладила ее по ноге. Стефани сознавала, что подруга волнуется – за все годы их дружбы она едва ли видела Стефани плачущей, – но успокоиться не могла. Она даже не понимала толком, о чем плачет, она просто чувствовала себя опустошенной, будущее казалось ей беспросветным, а вся жизнь – прожитой зря.
– Тебе это очень нужно – иногда вот так выплакаться, – говорила Наташа тем временем. – А то ты всегда бодришься, а это неестественно. Многие женщины совсем расклеились бы, случись с ними нечто подобное, а ты только вздохнула. Это нездорово.
– О чем ты? Я пыталась держаться, и, по-моему, это правильно.
– Я тебя не критикую, Стеф, только никто не может пройти то, что прошла ты, и в какой-то момент не сломаться. Просто ты продержалась дольше, чем остальные. И это хорошо. Если бы я терпеть не могла все новомодное, я сказала бы что-то вроде «Подниматься не начнешь до тех пор, пока не позволишь себе окончательно пасть». Но я подобное никогда не скажу, а скажу я то, что вся эта твоя месть Джеймсу…