Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!
Шрифт:
— Да при чем тут зубы! — вспыхнула Маша. — Нам бы хоть волосы достать!
— Но как? — отчаивалась Варя, представив, как они лезут по стене в пентхауз Дениса.
— Придется нелегально осваивать метлу, — пожала плечами Лиза. — К счастью, эта автор болтлива, тут вот что есть: «Для того чтобы совершить первый полет, надо по-настоящему поверить в то, что вы можете перемещаться по воздуху. Нужно отпустить свое тело, почувствовать силу духа и схватить мгновение, в которое вам покажется, что вы невесомы, что ваша физическая оболочка — лишь продолжение духовной энергии. Остальное вам пояснит специалист…»
— Это невыполнимо. — Варя покачала головой. — Я не поверю.
— Нет ничего невозможного, — заявила Маша. — Еще пара стаканов рома — и я воспарю.
— Ха-ха-ха! — расхохоталась Лиза. — Давайте тогда еще выпьем!
Через час они, пошатываясь, вышли со шваброй на улицу.
Варя минут двадцать стояла, вцепившись в ручку, но тело, наоборот, ощущалось все явственнее — скоро Варе уже казалось, что оно весит килограммов двести.
— Дай сюда! — Лиза бесцеремонно выхватила швабру.
Она терзала ее с полчаса, но и у нее ничего не вышло.
Маша и так и эдак скакала по двору, но никакая духовная энергия не помогала — она оставалась на земле. Варя, окончательно разуверившись в том, что у них что-либо получится, решила больше об этом не думать. Она подняла голову, уставилась в черное звездное небо, в котором даже просматривался Млечный Путь, раскинула руки и подставила ладони ветру. Так она медитировала минут десять, пока вдруг не перестала ощущать затекшие руки, похолодевшие ладони и тяжесть в затылке. Ей почудилось, что душа покидает телесную оболочку — такими призрачными и посторонними были руки, ноги, голова, волосы, живот — все, к чему Варя привыкла за тридцать лет жизни. Ей показалось даже, что ноги стоят не на земле, а как будто болтаются в воздухе. Не осознавая, что делает, Варя подошла к Маше, вырвала у той швабру так резко, что Маша упала на траву, села на рукоятку, оттолкнулась и… полетела. Невысоко — метра на два, но она взлетела!
Внезапно Варя поняла, что такое свобода. Не в том глупом смысле, в котором это понимают жены, бросившие мужей, или сотрудники в отпуске, или преступники, вырывающее сумку из рук зазевавшегося прохожего. Варя ощутила освобождение от самой себя, от привычного недоверия к собственным силам и способностям. Варя вдруг ощутила себя матерью, которая держит на руках новорожденного младенца и понимает, что это крошечное существо, только что так ее мучившее своими стараниями выбраться из нее наружу, — самое дорогое, что есть на свете. Она любила себя новую — любила, ценила, принимала такой, какая есть, с такой страстью, что буквально парила от счастья.
В это время Маша и Лиза, открыв рот, смотрели, как Варя висит над землей на высоте нескольких метров.
— Ни фига себе… — наконец пробормотала Маша.
— Черт побери… — прошептала Лиза. — Черт побери…
Она рванула в дом, выбежала с лопатой на длинной деревянной рукояти, прыгнула на нее, и вдруг лопата резко взмыла в воздух.
— Осторожнее! — предупредила Маша.
Лиза спикировала вниз.
— Садись! Быстро! Не раздумывая! — крикнула она.
Не успев сообразить, в чем дело, Маша вскочила на лопату за спиной у Лизы, и та унесла их обеих.
Маша поняла, что трудно было сомневаться, а сам полет, стоило лишь начать, казался до того естественным, что все страхи и подозрения представлялись уже дикой нелепостью.
— Свобода! — крикнула Варя.
— Свобода! — ответила Лиза.
— Свобода! — воскликнула Маша и победно помахала кулаком.
Они взмыли высоко над деревьями, осмотрели поселок с высоты и медленно полетели над лесом, который сверху казался ковром. Взгляд на мир с высоты птичьего полета давал ощущение власти, могущества. Девушки обозревали окрестности, как собственные владения, всматривались в желтые квадраты окон, наблюдали за компанией у реки — местной шпаной, которая оставила за собой груду пивных бутылок и прочего мусора, — и им казалось, что в их силах изменить не только свою жизнь, но и весь мир. Они осторожно спустились на землю у излучины реки, где никто не купался — слишком высокие и скользкие берега, развалились на траве и уставились в небо, наслаждаясь своей недавней близостью к звездам.
— Обратно пойдем пешком, — заявила Маша.
— Это почему? — возмутились Варя с Лизой.
— Потому, — передразнила Маша. — Вдруг нас выловят эти, которые берут штрафы и отнимают метлы? Раньше времени рисковать не имеет смысла.
— Ну, хорошо, — с тоской согласились подруги.
Лиза с нежностью посмотрела на тяжелую лопату, Варя погладила швабру.
— Что, интересно, о нас подумают, если мы кого-нибудь встретим? — расхохоталась Лиза. — Три девицы с лопатой и шваброй!..
Утро выдалось хмурым и дождливым. Девушки едва продрали глаза и, спотыкаясь на каждом шагу, спустились на кухню.
Пока Варя разливала чай, Лиза стонала, прижав ко лбу мокрое холодное полотенце.
— Проклятый ром… — подвывала она.
— Да-а… — протянула Варя. — С похмелья наши перспективы не кажутся безоблачными.
— Не надо раньше времени паниковать! — рассердилась Маша, которая выглядела так, словно только что съела таракана. — У нас анальгин есть?
— А зачем нам анальгин? — усмехнулась Варя.
Она подошла к Маше, приложила руки к ее лбу, подержала — и у Маши изменилось выражение лица.
— О-о… — с облегчением выдохнула она. — Кудесница!
Лиза скинула полотенце и с мольбой воззрилась на Варю. Спустя пять минут они счастливо избавились от мук похмелья, расслабились и даже нашли в себе силы, чтобы съесть несколько бутербродов с икрой.
— Я выяснила, травы, которые нам нужны для зелья, в Москве не достать, — сообщила Маша и уставилась на последний бутерброд, который лежал перед Лизой. — Ты будешь есть или нет? — воскликнула она.
— Буду… — спокойно ответила Лиза. — А что?
— Ну и ешь тогда скорей, что ты меня мучаешь, — проворчала Маша и отвернулась от бутерброда. — Значит, кому-то надо ехать в Крым.
— Кому? — поинтересовалась Варя.
— Поеду я, — сказала Маша.
— Почему это ты? — возмутилась Лиза и поближе подвинула к себе бутерброд. — Я, может, тоже хочу в Крым. На море.
— Именно поэтому я и поеду, — с умным видом заметила Маша. — Вы там что-нибудь учудите — расхлебывай потом…
— Чего это мы учудим? Ты что, самая умная? — набросились на нее подруги.