Дороже самой жизни (сборник)
Шрифт:
Улица кончается кривым тупиком. Дальше идти некуда.
Нэнси с извинениями прерывает разговор взрослых. Она говорит, что ищет доктора.
— Нет-нет, не тревожьтесь. Мне просто нужен его адрес. Я подумала, что вы, может быть, знаете.
Тут всплывает все та же проблема — Нэнси осознает, что по-прежнему не уверена в фамилии нужного врача. Мужчина и женщина из вежливости не показывают удивления, но помочь ей ничем не могут.
Тут к ним подъезжает мальчик, исполняя очередной смертельный номер, и чуть не сбивает всех троих.
Смех. Мальчика не ругают. Идеальный юный дикарь, — похоже,
Но весь путь она не проходит — даже не доходит до «Ритуальных услуг». Вбок сворачивает еще одна улица, на которую Нэнси раньше не обращала внимания, поскольку та даже не асфальтирована, — невозможно представить себе врача, живущего в таких условиях.
Тротуара на улице нету, вокруг домов валяется мусор. Двое мужчин ковыряются под капотом грузовика, и Нэнси решает, что лучше к ним не подходить. Кроме того, она видит впереди что-то интересное.
Живая изгородь, граничащая непосредственно с дорогой. Высокая, так что Нэнси вряд ли сможет заглянуть поверх нее, но, может быть, удастся разглядеть что-то сквозь ветки.
Оказывается, это и не нужно. Дойдя до изгороди, Нэнси обнаруживает, что участок — большой, примерно вчетверо больше среднего городского участка, — открыт со стороны дороги. На участке — что-то вроде парка: дорожки, мощенные каменной плиткой, диагонально пересекают аккуратно подстриженную, свежую, зеленеющую траву. Между дорожками из травы лезут цветы. Некоторые Нэнси может назвать: темно-золотые и светло-желтые герберы, розовые, лиловые и белые с красными сердцевинками флоксы, но она невеликая садовница, и большая часть всего этого разноцветного великолепия, организованного в клумбы и бордюры, ей неизвестна. Некоторые цветы вьются по шпалерам, другие свободно расползаются плетями в разные стороны. Всё весьма искусно сделано, без какой бы то ни было помпезности — даже фонтан, из которого выстреливает струя воды метра на два в высоту и падает в чашу, выложенную камнями, выглядит живым. Нэнси входит в парк, чтобы ощутить прохладные брызги фонтана, видит рядом ажурную скамью из кованого железа и садится на нее.
По дорожке идет мужчина с ножницами в руках. Видимо, садовники в парке работают допоздна. Хотя, по правде сказать, этот человек не похож на наемного садовника. Он высокий, очень худой, одет в черную рубашку и обтягивающие брюки.
Ей не приходит в голову, что, может быть, это вовсе не городской парк, а что-то совсем другое.
— Здесь очень красиво, — говорит она мужчине самым уверенным и одобрительным голосом, на какой способна. — Вы так хорошо ухаживаете за этим парком.
— Спасибо, — отвечает он. — Добро пожаловать, можете здесь отдохнуть.
По некоторой сухости в голосе она догадывается, что это вовсе не городской парк, а частная собственность и что он вовсе не садовник, нанятый муниципалитетом, а владелец.
— Извините, мне надо было сразу спросить у вас разрешения.
— Ничего.
Тут он отвлекается, наклоняется и срезает плеть какого-то растения, выползающую на дорожку.
— Это ваше, да? Все, что вокруг?
Он, занятый, отвечает не сразу:
— Да, все вокруг.
— Я должна была сразу догадаться. Такое
Он не отвечает. Она собирается спросить, нравится ли ему самому сидеть тут вечерами. Но лучше не надо. Он, кажется, нелегок в общении. Вероятно, он из тех, кто гордится собственной неуживчивостью. Она еще минуту посидит тут, поблагодарит его и уйдет.
Но через минуту он вдруг сам подходит к ней и садится рядом на скамейку. И отвечает ей так, словно она все же задала тот вопрос.
— Честно говоря, мне здесь хорошо, только если я что-то делаю, ухаживаю за цветами, — говорит он. — Если я присаживаюсь, то стараюсь специально отводить глаза от всего, иначе вижу только недоделанные дела или еще что-то, что требует внимания.
Ей следовало бы сразу догадаться: он не из тех, кто любит светскую болтовню. Но ее снедает любопытство.
Что было здесь раньше?
До того, как он создал этот сад?
— Трикотажная фабрика. В каждом из этих маленьких городков обязательно была какая-нибудь фабрика: тогда владельцы еще могли платить работникам гроши, только чтоб те с голоду не умерли. Но со временем фабрика закрылась. Один подрядчик хотел устроить тут дом престарелых, но городские власти отказали ему в лицензии. Решили, что тут будут сплошные старики, а это очень депрессивно. И он то ли поджег здание, то ли снес его, не знаю.
Мужчина явно не здешний. Даже она понимает, что будь он здешним, не стал бы говорить так открыто.
— Я не здешний, — говорит он. — Но у меня был друг родом из этих мест, и, когда он умер, я приехал сюда, только чтобы продать его дом и уехать обратно. А потом я наткнулся на этот участок и купил его задешево, потому что подрядчик оставил огромную яму посреди участка и выглядело это все ужасно.
— Простите, я слишком любопытна.
— Ничего страшного. Если я не хочу отвечать на вопрос, я на него не отвечаю.
— Я здесь раньше не бывала. Конечно не бывала, иначе увидела бы этот парк. Я шла мимо — искала кое-что. Я решила, что будет удобней поставить машину и пойти пешком. Вообще-то, я ищу кабинет доктора.
Она объясняет, что не больна, просто записана на завтра на прием к врачу и не хочет утром бегать туда-сюда и искать его. Потом рассказывает, как оставила машину на главной улице и как удивилась, выяснив, что фамилия нужного врача нигде не значится.
— Я даже не могла посмотреть в телефонной книге — вы же знаете, что телефонных будок с телефонными книгами уже днем с огнем не найдешь. А у тех, что есть, внутренние страницы все выдраны. Я, кажется, начинаю нести ерунду.
Она сообщает мужчине, как зовут врача, но он говорит, что эта фамилия ему незнакома.
— Правда, я не хожу по врачам.
— И правильно делаете, судя по всему.
— Ну, я бы не сказал.
— Как бы там ни было, пойду-ка я обратно к машине.
Когда она встает, он тоже встает и говорит, что проводит ее.
— Чтобы я не заблудилась?
— Не только. Просто я люблю в это время прогуляться, размять ноги. От работы в саду тело затекает.
— Я уверена, исчезновение доктора можно как-то очень просто объяснить. Вам не кажется, что раньше было гораздо больше разумных объяснений для непонятных вещей?