Дорожные работы
Шрифт:
— Понятно, — кивнул он.
— Как-то раз в воскресенье мы отправились на строительную площадку; там было удивительно тихо, словно в покойницкой. Фундамент к тому времени был уже почти завершен, а из цемента торчали эти странные желтые прутья…
— Арматура.
— Возможно. Повсюду были навалены трубы и мотки проволоки, покрытые прозрачным пластиком, и кругом была непролазная сырая грязь. Забавно, конечно — ведь о вареной грязи никто не слыхал, — но именно так выглядела та грязь. Сырой. Мы играли там в прятки с моей младшей сестренкой, а потом пришла мама и надрала нам уши.
— Хорошо, — кивнул он.
Они уже ехали, когда она сказала:
— Я до самого конца не верила, что им удастся возвести торговый центр на месте этого бардака, однако он вырос буквально на глазах. Как сейчас помню день, когда они асфальтировали автостоянку перед входом. А еще пару дней спустя уже и всю разметку желтой краской сварганили. Потом устроили грандиозную тусовку по случаю открытия. Какой-то крупный босс перерезал ленточку — и началось. Народ валом повалил. Как будто всю жизнь все только там и отоваривались. Торговый центр назвали «Мамонт»; моя мать там дневала и ночевала. Когда же она брала туда нас с Энджи, я почему-то сразу вспоминала про эти оранжевые прутья. Мысли о них просто преследовали меня; будто навязчивая идея.
Он кивнул. Уж он-то знал, что такое навязчивая идея.
— А что это для вас означает? — спросила она.
Он пожал плечами:
— Сам еще не знаю.
Он уже собрался размораживать готовый ужин, когда она заглянула в морозильник и, обнаружив там вырезку, сказала, что может приготовить отбивные. Если хозяин не против, конечно.
— Это будет чудесно, — сказал он. — Тем более что я все равно даже понятия не имел, что с ней делать.
— Вам, наверное, здорово недостает вашей жены?
— Не то слово, — вздохнул он.
— Только из-за того, что вы не знаете, как приготовить вырезку? — спросила она.
Однако он не ответил. Она запекла картофель и разогрела замороженную кукурузу.
Они поужинали, причем она уплела три отбивные, две картофелины и полтарелки кукурузы.
— Господи, целый год уже так не пировала, — сказала она, закуривая и глядя на опустевшую тарелку. — Теперь у меня небось заворот кишок будет.
— Чем же вы прежде питались?
— Звериным печеньем.
— Чем? — недоуменно переспросил он.
— Печенье такое, в виде всяких зверюшек.
— А, понятно.
— Оно дешевое, — пояснила она. — И питательное. К тому же напичкано витаминами и прочей полезной ерундой. Если верить надписи на коробке, конечно.
— Чушь собачья! Скорее у вас от этого заворот кишок случится. Да и потом — вы что, ребенок, одно печенье лопать? Ступайте-ка за мной.
Он провел ее в столовую и раскрыл дверцы серванта. Взял серебряную салатницу и вынул из нее пухлую кипу денег. Девушка вытаращила глаза.
— Вы кого-то укокошили, мистер?
— Никого. Я вернул свою страховку. Вот, держите. Здесь двести долларов. Это вам на еду.
Но девушка даже не прикоснулась к деньгам.
— Вы, видно, чокнутый, — промолвила она. — Что, по-вашему, я должна сделать, чтобы отработать такую сумму?
— Ничего вы не должны, — отрезал он. — Мне ничего от вас не нужно.
Она рассмеялась, но ничего не сказала.
— Ну ладно. — Он положил деньги на буфет, а салатницу поставил в сервант. — Если вы не заберете деньги утром, я спущу их в унитаз. — В глубине души он, правда, не слишком в это верил.
Девушка пристально посмотрела на него.
— Что ж, вы, пожалуй, на такое способны.
Он промолчал.
— Посмотрим, — сказала она. — Утром.
— Посмотрим, — эхом откликнулся он.
Он сидел и смотрел по телевизору передачу «По правде говоря». Три участницы наперебой уверяли, что являются непревзойденными чемпионками по родео, причем две из них отчаянно врали, а вот третья говорила правду. Какая именно — предстояло определить жюри, в состав которого входили разные телезнаменитости. Гарри Мур, бессменный ведущий этого шоу в течение уже лет трехсот, улыбался, острил и звонил в колокольчик, когда отпущенное каждой из участниц время истекало.
Девушка смотрела в окно.
— Слушайте, а на вашей улице еще хоть кто-нибудь живет? Нигде света нет.
— Остались только я и Данкманы. Они пятого января переезжают.
— Почему?
— Из-за дороги, — ответил он. — Выпить хотите?
— Что значит — из-за дороги?
— Она проходит как раз по нашей улице, — пояснил он. — Мой дом, насколько я могу судить, окажется как раз посреди разделительной полосы.
— Вот, значит, почему вы показали мне, где ведутся эти дорожные работы?
— Наверное. Я ведь еще недавно работал на прачечном комбинате, что в двух милях отсюда. «Блю Риббон» называется. Чертова дорога и его поглотила.
— Поэтому вы и потеряли работу? — уточнила она. — Вашу прачечную закрыли?
— Не совсем так. Я должен был заключить контракт на покупку завода, чтобы открыть новый комбинат в местечке, которое называется Уотерфорд, но не сделал этого.
— Почему?
— Не мог я этого вынести, — просто ответил он. — Выпить хотите?
— Вам вовсе не обязательно меня подпаивать, — сказала она. — Я и так согласна.
— Господи! — Он всплеснул руками и закатил глаза. — У вас все мысли об одном.
Воцарилось неловкое молчание. Наконец она сказала:
— Я пью только коктейли. Водка с апельсиновым соком у вас есть?
— Да.
— А вот «травка» вряд ли найдется. Да?
— Да. Этим я не балуюсь.
Он отправился на кухню и смешал гостье коктейль. Себе, как обычно, приготовил «Комфорт» с севен-апом и отнес напитки в гостиную.
Девушка забавлялась с пультом дистанционного управления, поочередно включая все тридцать семь каналов. «По правде говоря», заставка, «Что у меня на уме», «Мечтаю о Дженни», «Остров Гиллигена», заставка, «Я люблю Люси», заставка, заставка, Джулия Чайлд, колдующая над авокадо, заставка, «Лучшие цены» и снова Гарри Мур, требовавший, чтобы жюри определило, кто из троих участников написал книгу о том, как, заблудившись в дремучих лесах Саскачевана, выжил там целый месяц.