Досадийский эксперимент. Без ограничений. Рассказы
Шрифт:
Очень хорошо, я расскажу тебе, что меня беспокоит, — сказала Сейланг. — В этой проблеме слишком много такого, чего я не в состоянии понять.
Она посмотрела через небольшую круглую комнату на Аритча, спокойно возлегающего в крохотном голубом бассейне. Его голова, пристроенная на бортике бассейна, была почти на одном уровне с головой Сейланг. Они снова заработались до поздней ночи. Она понимала причины этого. Время явно поджимало, но необычный Говачинский привкус ее обучения почти постоянно держал ее в состоянии раздраженного сомнения.
Все это было таким не-Вревским!
Сейланг разгладила одеяние на своем длинном теле. Оно теперь было синим, один шаг прочь от Легумного черного. Соответственно, все вокруг нее было синим: стены, потолок, бассейн Аритча.
Верховный Магистр пристроил на краю бассейна подбородок, чтобы говорить.
— Мне требуются специфические вопросы, прежде чем я смогу хотя бы проникнуть в смысл твоей озадаченности.
— Будет ли Маккай защищать или обвинять? Эта модель…
— К черту модель! Он скорее всего допустит ошибку в обвинении. Силы твоего собственного разума были бы…
— Но что, если он не сделает ошибки?
— Тогда выбор списка присяжных станет жизненно важным.
Сейланг изогнула тело на одну сторону, чувствуя, как кресло-собака приспосабливается, чтобы ей было удобно. Как обычно, ответ Аритча только углубил ее ощущение неуверенности. Теперь Сейланг это высказала.
— У меня по-прежнему странное ощущение, что ты предназначил мне играть какую-то роль, которую я, предполагается, не открою до последнего момента.
Аритч шумно выдохнул через рот, плеснул себе на голову водой.
— Все это может быть спорно. Послезавтра к этому времени Досади и Маккай могут уже больше не существовать.
— Значит, я не продвинусь в Легум?
— О, я уверен, что ты будешь Легумом.
Сейланг разглядывала его, почувствовав иронию, потом сказала:
— Ну, и по тонкому же канату ты ходишь, Верховный Магистр.
— Вряд ли. Мой путь широк и ясен. Ты знаешь вещи, которые я не могу одобрять. Я не могу предать Закон своего народа.
— У меня тоже есть подобные запреты. Но это Досадийское дело так заманчиво.
— Так опасно! Наденет ли Врев человеческую плоть, чтобы изучить человеческое состояние? Позволите ли вы проникнуть человеку в общество Вревов в этом…
— Есть кто-то, кто мог устроить заговор! Есть даже Говачины, которые…
— Возможностям неправильного использования нет числа.
— К тому же ты говоришь, что Маккай уже больше Говачин, чем сами Говачины.
Перепончатые кисти Аритча охватили край бассейна, когти вытянулись.
— Мы многим рисковали, обучая его для выполнения этой задачи.
— Больше, чем рисковали со мной?
Аритч подтянул руки и пристально уставился на Сейланг.
— Так вот что тебя беспокоит.
— Именно.
— Подумай, Сейланг, насколько близко к сердцу Вревства ты позволила мне подойти. Вот настолько и не далее мы позволим тебе.
— А Маккай?
— Он уже мог зайти слишком далеко, чтобы было возможно разрешить его дальнейшее существование.
— Я учту твое предостережение, Аритч. Но я все еще пребываю в недоумении относительно того, почему Калебанцы не могли предотвратить…
— Они признаются в непонимании передачи эго. Но кто может понять Калебанца, не говоря уже о том, чтобы контролировать в столь деликатном вопросе? Даже того, кто создал Стену Бога…
— Ходят слухи, что Маккай понимает Калебанцев.
— Он это отрицает.
Сейланг потерла свою левую щербатую скулу хватательной жвалой, чувствуя множество шрамов от ее прохождения через триады Вревов. Особь к паре, пар к ячейке, пока все не стало единой гигантской семьей. Тем не менее, все были Вревами. Это Досадийское дело было чудовищной пародией на Вревство. Все же…
— Так увлекательно, — пробормотала Сейланг.
— В этом его угроза.
— Нам следует молиться о смерти Досади.
— Наверное.
Сейланг была испугана.
— Что…
— Это не может умереть вместе с Досади. Наш священный долг гарантирует, что ты уйдешь отсюда с этим знанием. Об этом знают многие Говачины.
— И Маккай.
— У инфекций есть пути распространения, — сказал Аритч. — Помни об ЭТОМ, если дело дойдет до Зала Суда.
Существуют некоторые формы безумия, которые, будучи доведены до крайнего выражения, могут стать новыми моделями нормальности.
Руководство Бюсаба
Маккай?
Это было знакомое присутствие Калебанки в его сознании, словно Маккай слышал и чувствовал кого-то или ЧТО-ТО, чего там не было.
Приготовления были обманчиво просты. Он и Джедрик сцепили руки, его правую и ее левую, и каждый ухватил другой рукой один из мерцающих стержней.
У Маккая не было готовой идентификации для этой Калебанки, и он задумался над сомнением в ее голосе. Впрочем, он согласился, что он, несомненно, Маккай, оформил мысли как субвокальный разговор. Разговаривая, Маккай остро осознавал присутствие рядом с ним Джедрик. Она теперь была чем-то большим, нежели просто еще одной личностью. В нем была ее пробная модель, иногда предвидящая его реакции.
— Вы пришли к взаимному согласию? — спросила Калебанка.
Затем Маккай почувствовал Пчарки: далекое присутствие, контроль за этим экспериментом. Как будто Пчарки редуцировался до схемы, которой следовала Калебанка, до набора сложных правил, многие из которых нельзя было перевести в слова. Какая-то часть Маккая реагировала на это, словно пробудившееся внутри него чудовище, спящее чудовище, поднявшееся исполненное гнева на подобное пробуждение, вопрошая:
— Кто это осмелился разбудить меня?