Досье «72»
Шрифт:
Интересное дело, за несколько недель, словно решив, что напали на золотую жилу, все остальные газеты принялись печатать короткие сообщения, бросающие тень на лиц пенсионного возраста. Даже «Монд» сообщила, что некий неуживчивый человек семидесяти четырех лет расставил капканы на волков в своем имении, по которому проходили, чтобы сократить путь, учащиеся колледжа в Брив.
— Ну, и как они на это реагируют? Что говорят?
Кузен Макс был слишком занят в своем кабинете, чтобы читать прессу, и поэтому каждый вечер приходил в «Регалти», зажав под мышкой кучу газет. Я успокаивал его, кампания набирала обороты. Подвиги стариков уже начали вызывать забавный интерес посетителей «Регалти»: смотри-ка, еще один! Роже, послушай, в Лиле задержали карманную воровку семидесяти восьми лет! Не знаю, что с ними случилось, но в последнее время наши предки словно с цепи сорвались. Вот, посмотри-ка «Либерасьон», на улице Сент-Оноре некий ворон восьмидесяти одного года — для ворона возраст весьма почтенный — принялся шантажировать соседей и сумел выбить из них шестьдесят пять франков.
Это стало уже игрой. Мы с Франсуа и Пьером развлекались тем, что читали сообщения в рубрике «Разное» и с удовольствием комментировали подвиги старичков и старушек.
Вскоре так называемые подвиги переросли анекдотичные рамки рубрик «Разное». «Монд» снова вернулась к своему установщику волчьих капканов. Да, конечно, несчастного случая не произошло, но эти действия заслуживали того, чтобы остановиться на них и задать ряд вопросов: как быть с неприкосновенностью частной собственности? Все ли можно оправдать заботой о безопасности? До каких пределов должна простираться ответственность властей? И главное, основной вопрос, который обрадовал Кузена Макса: пригодны ли люди преклонного возраста для проживания в современном мире? Конечно, эта статья занимала не целую полосу, конечно, она ни в чем не обвиняла стариков и вообще старалась быть объективной.
— Но она позволяет нам вставить ногу в стремя. Это первая статья, которая прямо указывает на проблему с пожилыми людьми. Могу тебе сказать, что эта статья далеко не последняя. Эта Браше свое дело знает. Увидишь, что будет дальше! Все очень аккуратно. Сам разберешься, ты по-прежнему остаешься моим главным свидетелем.
После того как Кузен Макс ввел меня в состав своей фантомной рабочей группы, он поручил мне наблюдать за реакцией на улице. Я относился к этой задаче серьезно, выслушивал комментарии, тайком делал пометки, чтобы ничего не забыть. Операция «Семьдесят два» стала также и моей. На своей работе я не ограничивался только тем, что торговал, я беседовал с клиентами. О дожде и о хорошей погоде, о последних успехах в освоении космоса, о старике, который выбросил из окна свою домработницу. Клиентам очень нравился этот индивидуальный подход, они охотно откровенничали со мной, старость создавала проблемы, послушайте, вот моя мать, которой уже восемьдесят четыре года, так она… Начальству это нравилось меньше, поскольку оно считало, что платят мне не за разговоры, а за продажу.
Стены домов столицы были украшены афишами. Шла рекламная кампания по продаже путевок для отдыха в деревне. Это было интересно молодым, и не только. Чтобы подтвердить эту истину, с плакатов улыбалась парочка, стоявшая в воде и державшая за руки двух необходимых детей. На заднем плане, стоя с подвернутыми, как у ловца креветок, брюками, улыбались родители этой парочки. Пленительная картина гармонии трех поколений. Но у старика не было одного зуба. И все смотрели только на эту щербатую улыбку. Старик занимал скромное место на этом рекламном плакате, на первом плане стояла молодежь. Однако этот отсутствовавший зуб всем чем-то мешал. Словно муха на фарфоре. Никто не знал, стоило ли старика пожалеть или посмеяться над ним. Люди шли дальше, думая, что афиша была бы намного привлекательней без стариков. Через пять минут об этом уже никто не думал.
Мало-помалу на афишах, в газетах, на телевидении пенсионный возраст стал терять свою ауру: симпатичный, добродушный, полный сил старик, гладящий по головке многочисленных усевшихся к нему на колени малышей, стал уступать место хилым существам со злобными взглядами, стоявшим в двусмысленных позах. О, ничего шокирующего, чаще всего на грани карикатуры. Только на грани. Помимо всего прочего, ряд рекламных агентств продолжал печатать образчики прекрасной старости.
Несмотря на все это, из месяца в месяц щербатая улыбка и косой взгляд делали свое дело. Вначале удивленное такими огрехами на полотне, не совсем понимая смысл этого, общественное мнение включилось в эту игру, стало находить смешные стороны этой новой рекламы, возможно, несколько смелой, совсем немного, но занимательной и отличной от других. Это изменило привычные взгляды на рекламу.
А потом, все это не выходило за рамки приличия. Беззлобное подтрунивание, хорошее воспитание.
Этим объяснялся успех новой марки ножей: «Лагеп». На афишах изображались старик или старуха, которые ножом с усмешкой протыкали шины какой-то машины, мешали движению общественного транспорта или приставляли нож к горлу какой-то девушки, требуя, чтобы она назвала номер своей голубой карты. Вскоре все узнали девиз: «С ножом „Лагеп“ я снова живу».
— Понимаешь, — объяснил мне Кузен Макс, — через эту рекламу мы вступаем во вторую фазу разработанного Франсуазой Браше плана: старики не столь уж безобидны. Взглянув на рекламу ножей фирмы «Лагеп», ты засмеешься, но в мозг твой подсознательно прокрадется мысль о том, что старики тоже могут представлять угрозу для общества. Это уже не является прерогативой молодежи. И постепенно мы сможем сломать этот образ спокойствия и безопасности, который свойственен лицам пенсионного возраста. И начиная с этого момента дело станет намного проще.
Со своей стороны и стратегический комитет не терял времени зря. Отсутствие в его составе женщин — только не надо упрекать Бофора в женоненавистничестве: разве не он выбрал в качестве рекламного агента представительницу прекрасного пола? — не помешало его членам вернуться к рассмотрению вопроса, который поставила Франсуаза: семидесятидвухлетние женщины тоже? Явление это довольно известное, когда мужчины начинают говорить между собой о женщинах, похотливый инстинкт сразу же берет верх. Не стали исключением из этого правила и Бужон с Бофором. Кузен Макс был смущен их высказываниями до такой степени, что не стал сообщать мне подробности их шуток. Он сказал только мне шепотом, что Бофор считает, что для баб предел в семьдесят два года был в три раза выше необходимого. Он так хохотал, этот Бофор, так хохотал!
Более серьезно настроенный Бертоно, не имевший ни малейшего желания уступать требованиям этих дам, задал вопрос: не пора ли воспользоваться проектом «Семьдесят два» для того, чтобы достичь, наконец, паритета между мужчинами и женщинами? Один мужчина, одна женщина. Это должно было означать, что женщин будут отправлять в «Центры перехода» в шестьдесят девять или в семьдесят лет. Надо было проверить цифры. В таком случае во Франции было бы одинаковое количество людей обоих полов. Это предложение, столь милое для картезианских умов мужчин, могло затронуть чувства их подруг. Поскольку они не сильны в логике. А потом, поскольку в этом вопросе все зашли в тупик, Бофор отрезал: понимают женщины или не понимают, могут мыслить логически или не могут, но они голосуют. И если их озлобить, прощайте, прекрасные мечты.
Выход предложил Тексье: пока не надо принимать никаких решений. Ему казалось, что разумнее было бы бросить собакам эту кость только тогда, когда кампания будет в самом разгаре.
Заседания не длились так долго, как этого хотел бы председатель. Потому что завершалась другая кампания, кампания по выборам в законодательное собрание. Несмотря на неплохие прогнозы, собранные при опросе общественного мнения, нельзя было идти ни на малейший риск. Поэтому члены комитета метались по всему шестиграннику, как метко выразился их коллега министр юстиции.
В ходе одной из встреч с избирателями в Альби — там он выступал в поддержку молодого кандидата, перед которым было будущее, — Бофора спросили, какие его партия предусматривала меры по поддержке третьего поколения. Задавший этот вопрос избиратель, поддерживаемый группой возбужденных людей, выразил сожаление по поводу того, что в общей программе действий правой коалиции этому вопросу уделяется очень мало внимания. Он сам за свои семьдесят шесть лет всегда голосовал правильно: сначала за Национальный фронт, потом за НПФ. А теперь этот пробел в программе ставит его перед выбором, он уже сомневается в правильности своего решения.