Досье «72»
Шрифт:
За два дня до референдума: хорошая новость и плохая новость. Извините, две хорошие новости, поправили люди, симпатизировавшие правой коалиции. Духовенство сможет избежать ножа. Иммигрантам придется выбирать: или они подчиняются республиканским законам и идут на свалку, как и другие, или не подчиняются, и тогда могут собирать свои манатки и выметаться из страны. Чартеров хватит на всех.
Радость кардинала Куайно при выходе из Матиньонского дворца останется самым волнующим моментом избирательной кампании. Он взял на себя инициативу пойти за новостями, выяснить, насколько благожелательно премьер-министр отнесся к просьбе Католической церкви. Облаченный в праздничные одеяния, с озабоченным выражением лица, он пробился сквозь толпу фотокорреспондентов… Эти переговоры были манной небесной для сентиментальной прессы: академики, священнослужители, адвокаты, военные,
Так вот, когда кардинал вновь предстал перед журналистами, он не позаботился о том, чтобы привести в порядок прическу и одеяния. Пребывая в веселом настроении, в сбившейся набок кардинальской шапочке на растрепанных волосах, в развевающихся на ветру одеяниях, явно старавшийся сдержаться от того, чтобы не запрыгать от радости, последним усилием воли оставаясь в рамках благопристойности, — ведь он только что узнал, что его братьям мусульманам, протестантам, евреям, буддистам и им подобным не стоит приходить плакаться, их не станут слушать, — он удержался от того, чтобы показать пальцами знак победы V. Раздираемый противоречивыми чувствами поспешно благословить тех, кого положено, исполняя свой долг, и проинформировать свою паству, он ограничился улыбкой, пробормотал псалом «Приветствую тебя, Мария» между двумя вопросами журналистов и сразу бросил Марию, чтобы подтвердить, что духовенство действительно добилось права жить. То есть он хотел сказать, что благодаря Господу они смогут продолжить возносить небу молитвы о своем ближнем и приносить моральное утешение, в котором этот ближний будет явно нуждаться… В конце концов, можно предположить, что Господь не шутит, что референдум не… благословляю вас, как и других женщин… да, да, и черное и белое духовенство, все… среди всех женщин и Иисусом… звонить в колокола? Об этом мы не подумали, а почему бы и нет? Нет, он думал обо всех тех, кто… он страдает за них, понимаете ли, Господь в своей милости всех их примет к себе, если референдум… молитесь за ваши души, несчастные грешники… Да, он в отчаянии, но ему пришлось на это пойти. У него много дел, он опаздывает.
Возбужденный больше, чем обычно, его преосвященство впорхнул в свой лимузин, потом выпрыгнул из него на секунду, чтобы дать собеседникам свое благословение, о котором пора было уже подумать сегодня и в час вашей, простите, нашей смерти и которое как две капли воды походило на последнее причастие.
15
Итак?.. Что итак? Как реагируют на все это люди? Молодые, пожилые, на улицах, на работе? За двое суток до голосования Кузен Макс был охвачен беспокойством. Его погружения в среду разночинцев «Регалти» не приносили ему успокоения. Конечно, посетители заведения только об этом и говорили, но тон их разговоров раздражал главу кабинета. У него складывалось впечатление, что люди — хотя всех их это касалось напрямую, даже самых молодых! — относились к этому делу как к шутке. Шутки завсегдатаев не вызывали у него улыбки. Что, папаша, немного сока? Весь зал покатывался при виде старика, к которому обращался какой-нибудь пьяница. Кроме Кузена Макса. Еще немного, и он был готов взобраться на стул и отчитать эту банду придурков, поскольку они и впрямь ничего не воспринимали всерьез. Даже свою близкую смерть. Это полное отсутствие критического отношения заставляло его опасаться самого худшего: они не проголосуют, как надо.
Однако его подружка Браше, великая специалистка по связям с общественностью, творила чудеса. Сказано — сделано, она ужесточила тон. Руководимые ею издания стали в открытую говорить, это самое меньшее, что можно было сказать, о скором изведении стариков. Афиши, газеты, телевидение, все только и говорили о негодных стариках. Да таким злобным тоном, что о шутке и речи больше быть не могло. С настораживавшей злостью. Старики напрасно каялись, говорили, что они не такие, — основной зритель мог только аплодировать будущему поражению отравителей праздников.
Например, рекламный ролик знаменитой марки консервированной соленой капусты. Два молодых человека и один старик — как его занесло на эту галеру? — оказываются на воздушном шаре, который теряет высоту. Надо сбросить балласт. С камнем на сердце молодые люди хватают банки с капустой, которую они очень любят, но тут их взгляды останавливаются на их самом старшем спутнике. Старик показан крупным планом, он вызывает антипатию. Крупным планом взгляд молодых людей. Затем камера стыдливо демонстрирует горизонт, а за кадром слышны проклятия, а потом отчаянный крик противного старика. Воздушный шар снова набирает высоту, а приятный женский голос за кадром произносит: «Ради капусты фирмы „Вебер“ люди готовы пойти на любое прегрешение».
Или еще одна реклама, на которой бабушка, которой оставили на попечение внучат — они такие милые, — готовит для них обед. С хитрым взглядом — ух, что за рожа! Повариха посыпает пирожки мышьяком. Голос за кадром: «Пирожки Савиньо… умереть от удовольствия». Ролик как ролик, по крайней мере, для старушки можно найти смягчающие обстоятельства: слабое зрение, рассеянность. Но этот демонический хохот, который раздается в то время, как сладкоежки набрасываются на свои тарелки, может сделать из самого яростного защитника прав пожилых людей столь же яростного геронтофоба.
Или такой ролик. Семейная пара, естественно, уже пожилых людей, но еще хорошо выглядящих, даже красивых, достойных, отзывчивых — это видно с первого же взгляда, — дарит своим детям и внукам новенький автомобиль «пежо» последней модели: вот, это вам, наши милые, нам теперь она не нужна. А пока вся взволнованная семья машет руками и носовыми платочками, пожилая пара, взявшись за руки, уходит в сторону заходящего солнца под музыку, заставляющую пустить слезу. В какую же загадочную страну уходит эта пара? Об этом не знает никто, но рекламный слоган обращается к телезрителю: «Езжайте дальше на „Пежо-72“».
— Все-таки, все-таки, — шептал Кузен Макс, — послание должно дойти, люди не настолько глупы.
Сегодня вечером он пришел раньше, чем обычно: из-за дебатов зал был полон посетителей. Хозяину «Регалти» пришла в голову мысль поставить в глубине зала телевизор, и теперь в его бистро всегда было полно народа. Каждый репортаж, каждое интервью на эту тему заставляли людей уходить из дома и присоединяться к себе подобным на лавках «Регалти». Там можно было встретить даже семидесятилетних людей, которые потягивали тизан[5] в надежде услышать хотя бы слово солидарности. Чаще всего их ожидания оказывались напрасными, поскольку споры между сторонниками и противниками меры сильно распаляли желчь выпивох, уже подогретых стаканами красного вина. На дверях заведения появилась табличка, указывавшая, что в ночь референдума там будет организован буфет и танцы. Достаточно было записаться и заплатить заранее — хозяин опасался проявления недовольства.
Но до этого было еще далеко: тем, кто хотел потанцевать, набив живот, надо было подождать еще двое суток. А пока продолжались споры. За одним из обсуждений следила вся страна. С того момента, как Филипп Вассеро, знаковая фигура из предыдущего левого правительства, который, по всеобщему мнению, навсегда ушел с политической сцены, бросил действующему премьер-министру официальный вызов. Гарсен, от которого этого никто не ожидал, этот вызов принял. Несмотря на протесты оппозиции, Бофор назначил дату этих дебатов, нарушив правило восьми дней. Дебаты за сорок восемь часов до начала референдума: ведь это означало — или пан, или пропал! «Знаю», — ответил он на это с загадочной улыбкой. Но, в конце концов, Гарсен не справится с Вассеро! «Увидим», — отрезал он, продолжая улыбаться.
— Я опасаюсь худшего. Вассеро быстро расправится с Гарсеном.
Кузен Макс заказал еще бокал бочкового пива, уже четвертый, что было признаком большого возбуждения. Потом попросил хозяина увеличить громкость. Титры передачи, представления напряженных до нельзя кандидатов, показ аудитории в зале, большинство из присутствовавших были раскаленными добела стариками.
— Но ведь это невесть что такое, ловушка, Браше потеряла голову.
Пиво явно не шло на пользу Кузену Максу.
Ведущий объявил программу. Вначале обычная игра в прямом эфире в вопросы-ответы со зрителями, которая, как всем известно, всегда проходит по-честному, потом музыкальная пауза и, наконец, столь долгожданные дебаты.