Досье генерала Готтберга
Шрифт:
Нет, Лиза не сомневалась, принимать ей предложение Крестена или нет. Она сразу решила — нет, так и сказала ему. Она должна остаться с сестрой и вернуться в Ленинград. Обязательно вернуться. Ради того, чтобы судьба Наташи сложилась счастливо, насколько это возможно. И главное, ради того, чтобы узнать, что произошло в Белоруссии. Что случилось с Катериной Белозерцевой?
Последние полтора года события сентября сорок третьего в Минске не давали Лизе покоя. Возможно, Катерину Алексеевну снова оклеветали, а заодно и всех, кто помогал ей. Неужели она отвернется, сбежит, смалодушничает? Неужели не станет бороться за них, если придется? Лиза твердо решила для себя, она
Казалось бы, оказавшись совершенно одна в немецком лагере в самом конце войны, она должна была позаботиться о себе, лишь о том, как выжить. Но именно здесь, на скрытой базе эсэсовского «вервольфа», она вдруг осознала, что не может остаться в стороне от чужой беды, от несправедливости, которая, она подозревала, косвенно задела и ее. Она узнает, что стало с Белозерцевой, найдет ее, если только останется жива. И как писал тот английский писатель, не испугается. Как не испугалась на войне эсэсовцев и танков. Хотя неизвестно, что страшнее.
Едва засерел рассвет, Крестен снова появился в землянке. Лиза ждала его. Она не сомкнула глаз. Ни на мгновение. Он даже не успел спросить, что она решила, Лиза его опередила:
— Я хочу вернуться в Хайм, Руди. Помоги мне. И поверь, если бы я решала только за себя, то обязательно воспользовалась бы твоим предложением. Но я решаю не за себя, и даже не за сестру. Я должна найти правду в деле, которое очень важно для меня. Ведь должна же быть правда, Руди? Ты веришь, что она существует? Только надо ее отстаивать.
Крестен только присвистнул и сел на лежак рядом с ней. Неожиданно для самой себя Лиза приникла головой к его плечу.
— Ты знаешь, мне дома ни разу не предлагали жизнь, все только жертву, жертву, жертву, — прошептала она. — Жертва и наказание — за все, другого не существовало. А просто ради жизни — никогда. Точнее, очень давно, с детства, с тех пор, как погибли родители. Я теперь знаю точно, их убили. Я должна вернуться, чтобы дознаться до правды и о них, и о другом человеке, который спас меня в сорок первом, когда однажды меня уже обвинили в предательстве.
— Найти правду, а не много ли захотели, фрейлян? — Руди поднял ее голову и заглянул в глаза. — Правду не сыщешь и у нас, а уж в Москве — и подавно. Это вообще царство Чингисхана, как я понял. Боюсь, что ваше предприятие закончится неудачно.
— Я отдаю себе отчет, что силы неравны, меня смолотят, как горсточку зерна, — призналась Лиза, смахнув слезинку со щеки. — Но если не сделаю я, то кто же? На кого рассчитывать тем, кто пострадал безвинно? Я никогда не прощу себе, если просто отойду в сторону. И отец мне не простит, ведь он видит меня оттуда и я верю, он никогда не отступился бы, это совершенно точно.
— Ладно, Лизи, как хочешь, — Крестен поцеловал ее в висок, и все преграды, разделявшие их прежде, окончательно рухнули. — Наверное, мы уже не увидимся с тобой. Но если вдруг тебя сильно прижмут в Москве, ты не глупи, проси политического убежища в любой западной стране. И запомни адрес: Гамбург, Альстерштрассе, 38, дом баронессы Шарлоты фон Крайслер. Она примет тебя, даже если меня уже не будет в живых. Ты можешь быть совершенно уверена в этом.
— Не думаю, что это будет возможно, — ответила Лиза, не зная, что однажды, всего-то несколько лет спустя после войны, Альстерштрассе, 38 станет для нее синонимом спасения, единственным местом во всем мире, где она найдет для себя кров.
— Если ты все решила для себя, Лизи, пора, — Крестен крепко взял ее за руку. — Я и Пауль Кранц отведем тебя в Хайм.
— Но это опасно, Руди, — Лиза испугалась. — Думаю, что у офицеров, которые были со мной, безусловно, имелась рация. В штабе могут забеспокоиться, почему группа не отвечает и прислать еще одну с проверкой и боевым подкреплением.
— Они ничего не подозревают, — невозмутимо ответил Крестен. — Мы вязли рацию с собой, и мой радист уже изучил позывные и почерк твоих сослуживцев. Теперь он отвечает за них, так что в вашем штабе совершенно спокойны. Конечно, когда ты снова окажешься в Хайме, он прекратит игру. Рация замолчит, и вот тогда за тобой приедут. Мы же в это время уже будем далеко. Вставай, пошли, — Руди поднял ее, — Пауль ждет меня у костра. Я сказал, что ты родом из Таллинна, и там у нас был с тобой роман. А у русских ты оказалась по принуждению, уже после освобождения, которого не желала. Но теперь у тебя там возлюбленный, и ты не хочешь с ним расставаться. Так лучше, — он опередил ее возражения. — Паулю, как и прочим, незачем знать правду. Как только мы отведем тебя в Хайм, он забудет о твоем существовании.
— По принуждению «капитанов» не дают, — ответила Лиза, имея в виду свое звание.
— Возможно, — согласился Крестен, — Пауль обратил бы на это внимание, но не сейчас. Теперь он, как и все мы, гораздо больше озабочен собственной судьбой. Пора, Лизи, идем, — настаивал Крестен. Лиза скинула с плеч кожаный плащ, протянула вперед руки: — Я готова, вяжите.
— Не нужно, — он взял ее руки в свои и опустил, — ты пойдешь свободно, свяжем мы тебя уже в Хайме. Глаза тоже завязывать не станем. Даже если ты расскажешь своим соратникам о нашем местоположении, нас уже не будет здесь. Останутся только угольки.
— Я не расскажу, — сказала она твердо.
— Я надеюсь на это. Хотя в сущности — все равно.
По земляным ступеням они поднялись из землянки. Холодный, колючий ветер ударил Лизе в лицо, ее охватил озноб, но быстро прошел. Ветер надрывно гудел в кронах деревьев. Костры, разведенные на поляне, почти потухли. Вокруг них сидело человек пять эсэсовцев, по большей части офицеры. Они переговаривались негромко, глядя на карту. По периметру лагеря расхаживали часовые.
— Солдаты спят еще, — объяснил Руди то, о чем она и сама догадалась. — У нас немного времени. Пауль! — подозвал он офицера, сидевшего у костра ближе остальных. — Мы готовы. Туда и обратно полчаса, не больше.
— Справимся, — уверенно ответил тот, застегивая каску.
Лиза заметила, что в отличие от первой встречи, весьма неприятной, он теперь рассматривает ее с любопытством и едва заметно улыбается.
— Пойдешь в середине, — приказал Крестен и пошел первым.
Кранц, держа автомат наготове, замыкал их небольшую группу.
На выходе из лагеря им встретились разведчики, возвращающиеся из Хайма.
— Все тихо? — спросил коротко Крестен.
— Так точно, герр штурмбанфюрер, — ответил старший. — Никого. И никаких признаков, что кто-то появится в ближайшее время.