Досье «ОДЕССА»
Шрифт:
Подумав об этом, Миллер вдруг вспомнил, что у него нет оружия. А вдруг Рошманн имеет телохранителя? Неужели он живет в загородном доме совершенно один, уверенный, что под новым именем его никому не найти?
Когда Миллер служил в армии, один из его друзей украл из отделения военной полиции наручники. Потом, побоявшись, что их найдут у него в подсумке, подарил наручники Миллеру. Петер сохранил их как память о службе. Они лежали на дне сундука в его гамбургской квартире.
Был у него и пистолет – небольшой автоматический «зауэр», купленный совершенно законно: в 1960
Немного обалдевший от бутылки вина, двойного виски и усталости, Петер расплатился и вернулся в гостиницу. Он уже собирался позвонить из вестибюля, но заметил на улице два телефона-автомата и решил, что воспользоваться одним из них будет безопаснее.
Было почти десять вечера, и он застал Зиги в клубе, где она работала. Чтобы Зиги расслышала его в шуме оркестра, Петеру пришлось почти кричать.
Прервав поток ее вопросов о том, где был Петер, почему не позвонил раньше, Миллер сказал, что ему от нее нужно. Зиги начала было отнекиваться, но нечто в голосе Петера ее остановило.
– С тобой все в порядке? – прокричала она в трубку.
– Да. Но мне нужна твоя помощь. Ради Бога, дорогая, не подведи меня.
– Ладно, я приеду, – помолчав, сказала Зиги. – Скажу, случилось несчастье. Что-нибудь с близкими родственниками.
– У тебя хватит денег взять напрокат машину?
– Наверное. В крайнем случае займу у подруг.
Миллер дал ей адрес круглосуточного прокатного пункта, которым раньше пользовался сам.
– Далеко ехать?
– Пятьсот километров от Гамбурга. Доберешься за пять часов. Буду ждать тебя к пяти утра. И не забудь привезти то, о чем я прошу.
– Хорошо, хорошо, жди, – она смолкла, потом пролепетала: – Петер, милый…
– Что?
– Ты напуган?
В трубке запикало: очередная минута истекала, а у Петера не осталось больше монет.
– Да, – ответил он, и их разъединили.
В вестибюле гостиницы Миллер попросил у портье большой конверт и марки – столько, чтобы послать заказную бандероль в любой город ФРГ.
Вернувшись к себе, он раскрыл «дипломат», вынул дневник Саломона Таубера, бумаги из сейфа Винцера и две фотографии. Потом перечитал страницы дневника, которые толкнули его на поиски Рошманна, и вгляделся в снимки. Наконец взял лист чистой бумаги, набросал несколько сток, лаконично объяснив, что за документы лежат в бандероли, вложил записку вместе с досье из сейфа Винцера и одним фотоснимком в конверт, адресовал и наклеил на него все купленные марки.
Вторую фотографию Миллер спрятал в нагрудный карман пиджака. Запечатанный конверт он положил в «дипломат», а его запихнул под кровать.
Из чемодана Петер достал фляжку с коньяком, отхлебнул немного, унял волнение, лег и уснул.
Йозеф мерил шагами подвал, сгорая от гнева и нетерпения. За столом, опустив голову, сидели Мотти и Леон. С тех пор, как пришла шифровка из Тель-Авива, прошло уже сорок восемь часов.
Люди Леона сами попытались разыскать Миллера, но безуспешно. Они позвонили Альфреду Остеру, попросили его съездить на автостоянку в Байройт и вскоре узнали, что машины Миллера там нет.
– Если они засекут его на «ягуаре», то сразу догадаются, что он не пекарь из Бремена, – проворчал Йозеф, поговорив с Остером.
Затем один из штутгатских друзей Леона сообщил, что местная полиция разыскивает молодого человека в связи с убийством в номере гостиницы некоего гражданина Байера. Описание разыскиваемого совпадало с обликом Миллера полностью, но, к счастью, он в гостевой книге отеля не значился ни Кольбом, ни Миллером, и о чёрном спортивном автомобиле не упоминалось.
– По крайней мере у него хватило ума назваться в гостинице чужим именем, – заметил Леон.
– Именно так поступил бы наш Кольб, – добавил Мотти. – Ведь он должен скрываться от бременской полиции, которая разыскивает его за военные преступления.
Но все это не утешало. Если уж полиция Штутгарта не может разыскать Миллера, значит, не найти его и людям Леона, которому оставалось только одно – опасаться, что до Петера уже добралась «ОДЕССА».
– После убийства Байера он должен был сообразить, что погорел, и вернуться к своему настоящему имени, – рассуждал Леон. – Значит, он или оставил поиски Рошманна, или сумел выудить из Байера такое, что привело его прямо к бывшему капитану СС…
– Тогда почему же он не связался с нами? – оборвал его Йозеф. – Неужели этот дурак считает, что сможет взять Рошманна сам?
Мотти негромко кашлянул и пояснил:
– Он же не знает, что Рошманн в «ОДЕССЕ» незаменим.
– Что же, узнает, как только приблизится к нему, – сказал Леон.
– И его тут же убьют, а нам все придется начинать сначала, – подвел итог Йозеф и в сердцах воскликнул: – Ну почему же этот идиот не звонит?!
В ту ночь, однако, зазвонил другой телефон. Это Клаус Винцер связался с Вервольфом из маленького горного коттеджа неподалеку от Регенсбурга. Сказанное шефом «ОДЕССЫ» обнадеживало.
– Думаю, вам уже можно вернуться домой, – ответил Вервольф на вопрос печатника. – О человеке, который хотел допросить вас, мы позаботились.
Печатник поблагодарил его, расплатился с гостиницей и поехал на север, к уютной постели у себя в Оснабрюке. Он рассчитывал успеть к завтраку, потом принять ванну и поспать. А в понедельник вернуться на работу.
Миллера разбудил стук в дверь. Он протер глаза, сообразил, что уснул, не погасив свет, и открыл номер. На пороге стоял дежурный, а за ним – Зиги.
Петер успокоил портье, сказав, что эта женщина – его жена, она должна была привезти ему нужные для завтрашней деловой встречи документы. Дежурный, простой деревенский парень, говоривший на немыслимом местном диалекте, взял чаевые и ушел.
Едва Миллер закрыл дверь, Зиги бросилась ему на шею, засыпала вопросами типа: «Где ты пропадал? Что делаешь здесь?»
Петер остановил этот поток древнейшим способом, и, когда его губы расстались наконец с губами Зиги, ее щеки пылали, а Миллер ощущал себя бойцовым петухом.