Досье Сноудена. История самого разыскиваемого человека в мире
Шрифт:
В Шереметьеве Локшина отыскала человека с табличкой G9. Его нашли еще по меньшей мере 150 репортеров, отчаянно пытавшихся добиться интервью со Сноуденом. «Я привыкла к толпам и журналистам, но то, что увидела перед собой, было просто безумием: орда кричащих людей, бесчисленные микрофоны и камеры, представители национальных и международных СМИ. Я боялась, что в этом столпотворении меня просто разорвут на кусочки», — написала она позже.
Человек с табличкой G9 был одет в черный костюм. Он объявил: «Приглашенные проследуют за мной». Он повел их по длинному коридору. В группе оказалось еще восемь приглашенных. Среди них российский омбудсмен, депутат Госдумы и другие представители правозащитных организаций — независимых, но имеющих связи с Кремлем и верным ему ФСБ.
Локшину и других посадили в автобус и перевезли к другому входу. Там они увидели Сноудена. Он был в мятой серой рубашке
Встав за столом, Сноуден зачитал заранее подготовленное заявление. Его голос был громким, а иногда — хриплым. Сам он выглядел застенчивым и нервным; это была его первая публичная пресс-конференция. Притом весьма необычная. В течение многих лет Кремль критиковал и порочил правозащитные организации, считая их шпионами и лакеями Запада. Теперь правозащитников едва ли не носили на руках. Кремль очень хотел подчеркнуть этот политический жест.
Сноуден начал: «Здравствуйте. Меня зовут Эд Сноуден. Немногим более месяца назад у меня была семья, дом в райском месте, где я жил с большим комфортом. У меня также была возможность без какого-либо ордера на обыск читать ваши электронные сообщения».
Он продолжал: «Любые сообщения любых людей по любым каналам связи в любое время. Это своего рода возможность менять судьбы людей. Вместе с тем это является серьезным нарушением закона. В частности, четвертой и пятой поправок к конституции моей страны, статьи 12 Всеобщей декларации прав человека, а также многочисленных уставов и договоров, запрещающих подобные системы массовой, всеобъемлющей слежки…»
В этот момент по системе оповещения аэропорта на русском и английском языках громко объявили, что бизнес-зал находится на третьем этаже, рядом с выходом на посадку № 39. Сноуден немного ссутулился и улыбнулся; его небольшая аудитория тоже рассмеялась. Когда он продолжил, по залам аэропорта передали еще одно сообщение. «За последние недели я слышал это много раз», — хрипло сказал Сноуден. Харрисон пошутила: она выучила эти объявления так хорошо, что могла бы подпевать диктору.
Независимые доводы Сноудена были интересны. Он сказал, что постановления американского секретного суда FISC «стоят выше конституции и могут узаконить эти преступления. Эти постановления… дискредитируют основное понятие справедливости — гласность». Он также дал оценку собственным действиям в русле решений Нюрнбергского суда в 1945 году: «Физические лица имеют международные обязательства, которые превосходят национальные. Поэтому каждый гражданин обязан и имеет право на нарушение внутренних законов своей страны, чтобы предотвратить преступления против мира и человечества, если таковые происходят». И отверг критику в свой адрес, суть которой сводилась к тому, что он преднамеренно хотел нанести вред — или даже непоправимый ущерб — американской национальной безопасности: «Соответственно, я сделал то, что счел правильным, и начал кампанию, чтобы устранить эти злоупотребления. Я не стремлюсь к обогащению. Я не стремлюсь продать секреты США. Я не сотрудничаю с иностранными правительствами, чтобы гарантировать себе безопасность. Вместо этого я рассказал общественности то, что знал, чтобы все понимали: все, что влияет на всех нас, нужно обсудить открыто всем миром. И я попросил у всего мира справедливости. Нравственное решение рассказать общественности о шпионаже далось мне дорогой ценой, но это сделано правильно, и я не жалею об этом».
Глобальное преследование со стороны американского правительства Сноуден воспринял как «предупреждение для всех тех, кто может заговорить, как я… Правительство Соединенных Штатов внесло меня в запретный список для полетов… [Америка] пригрозила санкциями странам, которые будут отстаивать права человека и убежища, провозглашенные ООН. США пошли на беспрецедентный шаг, обязав своих военных союзников угрожать латиноамериканскому президенту, обещавшему мне статус политического беженца». Все эти действия своей страны он назвал «опасными».
После этого он выразил признательность странам, которые предложили ему поддержку и убежище «в условиях открытой агрессии» со стороны США. Сноуден назвал в числе этих стран Россию, Венесуэлу, Боливию, Никарагуа и Эквадор:
«Я их благодарю и уважаю за то, что они первыми выступили против нарушения прав человека открыто и не показали свое бессилие. Отказываясь идти на компромисс из-за своих принципов перед лицом запугивания, они заслужили уважение всего мира. Я намерен поехать в каждую из этих стран, чтобы выразить мою личную благодарность
И затем прозвучало новое заявление: Сноуден сообщил, что запросил убежище в России. Он пояснил, что это временный шаг, вызванный обстоятельствами, и он предпринимается до тех пор, пока не появится возможность уехать в Латинскую Америку. Ему хотелось, чтобы активисты правозащитных организаций попросили США и Европу не препятствовать его передвижениям. Встреча с журналистами длилась 45 минут.
«Первое — господин Сноуден не фантом: такой человек существует», — сказал адвокат Генри Резник, когда он и другие приглашенные встретились с толпой журналистов в терминале F. «Я пожал ему руку. Почувствовал кожу и кости, — заявил российскому телевидению Владимир Лукин, уполномоченный по правам человека в России. — Он [Сноуден] сказал, что, конечно, обеспокоен свободой своего передвижения, точнее, ее отсутствием, но что касается остального, то на условия жизни он не жалуется. Он сказал: «Я бывал и в худших ситуациях».
Сноуден не рассчитывал на длительное пребывание в России. Однако в итоге застрял здесь надолго. Все это значительно усложнило его собственную историю и комментарии о статусе вынужденного изгнанника. Теперь критикам было проще: в их глазах он перестал быть просто политическим эмигрантом, а скорее превратился в Кима Филби XXI века (британский перебежчик, долгое время работавший на Советы).
Другие критики сравнивали Сноудена с Берноном Ф. Митчеллом и Уильямом Г. Мартином, двумя аналитиками АНБ, которые в 1960 году дезертировали в Советский Союз и провели там остаток своей жизни. Обратившись в дипмиссию СССР в Мексике, Митчелл и Мартин попросили политического убежища, а заодно сообщили послу, что в советской шифровальной машине есть техническая неисправность, из-за которой секретные материалы русских становятся легкой добычей АНБ США. Информацию проверили, и она подтвердилась. После этого двое американцев были переправлены на Кубу. Там их переодели в матросов, и на советском сухогрузе они отплыли в Одессу, а затем на самолете прилетели в Москву. 6 сентября 1960 года они появились на пресс-конференции в Доме журналистов. Там они выступили с осуждением своего бывшего работодателя, заявив, что США шпионят за своими союзниками. Они утверждали, что их правительство проводит провокационную политику. Она может привести Соединенные Штаты и Россию к ядерной войне, которая закончится уничтожением обоих государств. Они выражали озабоченность по поводу проводимой США политики преднамеренного нарушения воздушного пространства других стран с целью разведки. А лживые заявления в американской прессе об отсутствии таких нарушений рассчитаны на обман общественного мнения.
По свидетельству Мартина и Митчелла, разведывательные провокационные полеты над территорией СССР проводились с 1951–1952 годов.
Подобные аналогии были все-таки несправедливы. Сноуден не был предателем. Он не был похож ни на Митчелла, ни на Мартина, ни на Филби. Но, как бы там ни было, 30-летний американец теперь полностью зависел от Кремля и его секретных агентств…
Любого, кто хоть немного знаком с Россией — кто в курсе войн в Чечне, фальсификаций на выборах, преследования критиков, — выступление Сноудена должно было слегка насторожить. Возможно, в случае с самим Сноуденом Россия действительно выступила защитницей прав человека. Но это происходило не потому, что российское правительство искренне отстаивало права человека. Путин скорее рассматривал Сноудена в качестве пешки в новой большой игре, как прекрасную возможность поставить Вашингтон — извечного оппонента Москвы — в неловкое положение.
Незадолго до пресс-конференции Сноудена произошел один из самых невероятных моментов в мировой юридической истории. В России состоялся суд над… мертвым человеком. Здесь поневоле вспомнишь о «Мертвых душах» Николая Гоголя. Тверской суд Москвы вынес приговор в отношении скончавшегося в СИЗО аудитора британского фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского и гендиректора организации Уильяма Браудера. Фигуранты обвинялись в уклонении от уплаты налогов на сумму более 522 млн рублей. По данным следствия, обвиняемые фальсифицировали налоговые декларации и незаконно использовали льготы, предназначенные для инвалидов. Суд признал Сергея Магнитского виновным в организации схемы по уклонению от уплаты налогов и прекратил дело в отношении его в связи со смертью. Уильям Браудер (подданный Великобритании на суде не присутствовал) был признан виновным в совершении двух преступлений по статье 199 УК РФ (уклонение от уплаты налогов и сборов с организации) и заочно приговорен к девяти годам колонии общего режима. Там, где должен был находиться обвиняемый, стояла лишь пустая клетка. Это был какой-то дадаистский спектакль.