Дословный мир. Третья книга стихов
Шрифт:
12.2006
«В суровых сумерках случайная строка…»
В суровых сумерках случайная строка
Вернее, может быть, чем всё пережитое,
Рассыпанное в прах – в страницах дневника,
Как первые стихи – про самое простое —
О том, что мир вокруг – есть мир внутри меня,
И в небе Млечный Путь – как линия разрыва
Судьбы и пустоты. И снег окрест огня
Сгорает за одно мгновение до взрыва.
12. 2009
Pastime
Под вечер пахнет жареным. Popcorn.
Огни рекламы в хлопьях кукурузы
И всюду замороженная пена,
В какую щель ни ткни, и город в дым
Укутан, как болезненное чадо
У глупой няньки с красными белками
От недосыпа. Мальчики в глазах!
Как
И кажется, что правила движенья
Соблюдены из жалости к таким
Объектам, вырастающим из пены,
Как мраморная грация с попкорном
В кульке из «Коммерсанта». Would you like?
11.2006
Вещий ветер
Белые девы с глазами испуганных сов.
Чёрный офеня с коробом на ремне.
Старый стукач, запирающий на засов
Детские грёзы о преданной им стране.
Так и хочется крикнуть: А судьи кто?!
Распахните створки кривых зеркал!
Отраженья – в сущности – есть ничто.
Грибоедов? Здравствуйте! Не узнал.
Тени прошлого? Вещи сами в себе.
Сплетни, наветы, грязная клевета.
И покатились горем в чужой арбе —
Горы, снега и прочая красота.
Ветер такой, что рвётся размер строки!
Эхо доносит крики и скрип колёс,
Воспроизводит пение той реки,
Чей поворот, как время, тебя унёс.
Всё уравняет ночь вороватой тьмой.
Звёзды горят, а деньги шуршат в чулках!
И на рассвете в чепчике с бахромой
Выйдет на берег солнышко в облаках!
Вещи продолжат свой беспредметный век
И разорвут на крики – слова, слова…
В каждом окне, как в зеркале, человек —
Словно в тисках державы твоя Москва.
5.2010
Рябина
Повтори в пустоте про багровую ветку рябины,
Что висит, наклонив до земли грозовой небосвод.
Раз в такой-то стране не найти золотой середины,
Прозвени бубенцом над потоком серебряных вод.
Что тебе, рифмачу, подсказали кержацкие пади,
То и выдай сполна, запиши на родном языке,
Прочитай в тишине, раствори – как луну – в снегопаде!
На старинный манер посвяти безымянной реке!
Чтобы вечным огнём, звездопадом, кометой, зарницей
Полыхнуло вдали, где рябина сгорела дотла,
И у кромки земли вместе с той не такой заграницей
О родной стороне говорила полночная мгла.
Не о том я хотел повторить, да кому это надо?
Это всё для души, что идёт с незапамятных лет,
Всё горит в пустоте, как луна в пелене снегопада,
В безымянной реке, отражая рябиновый цвет.
1.2010
Краски
В наших красках земных – все вещества Вселенной,
Все времена миров, круговорот событий,
Тени прозрачных снов, блики солнечных дней…
В тюбиках, на холстах, в баночках, на палитре —
Как они хороши с приправою мёда и масла!
3.2007
Февраль
Ты – камень у города в горле. Пророк, нелюдим.
Прочувствуй волнение века и сделай своим.
Здесь, как ни крути, но останутся только слова
И солнце, что носит, как небо, твоя голова.
Живи, как и все, разбери по слогам времена,
Из коих ты вырос и вынес других имена —
Великих и прочих, прочитанных в каждой строке.
Все правила речи – как реки судьбы на руке.
Простой алфавит! Февральский снежок у ворот.
Ты из лесу вышел. Ты в город вернулся. И вот,
В сердцах, повторяя, что надо стоять на своём,
Выходишь к народу, рифмуя «своё» с февралём.
Среди снегопада – печёной картошкой в золе…
Ты ж – камень в полёте! ты – птица о медном крыле!
А где-то за городом лес-до-небес у реки
И так хорошо – оттого что снега глубоки.
2.2010
Заревые снега
Деревня. Детство. Бабы с мужиками.
Культурный слой – как тоненький ледок.
И Суриков с потешными полками
Идёт войной на снежный городок.
И всё слышней моление о чуде
В звучании трёхсложного стиха.
Везут в санях проверенные люди
Боярыню – подальше от греха!
И белый снег летит над красным бором.
И всюду снег. И ночь белее дня.
И вот уже по выбранным просторам
Везут в санях на родину меня.
И всё светлей, всё ярче – как виденье —
Над синей поймой розовая рань.
Уймись, печаль! Сгори, стихотворенье!
Не рви мне сердце, душу мне не рань!
2.2010
Купальские огни
Волхвующий огонь! В тринадцатой строке
Метафора – как дым – развёрнута к реке.
Кромешники плывут – в летейском серебре!
По слову «исполать» – к Перуновой горе.
Как сокол воспари! Впиши сии слова
В седьмые небеса, но, чур, до Рождества,
И знаками огня, что было, не креси,
Живи себе царём – всея святой Руси!
От мира в стороне, от века вдалеке
Следи кумиров сплав по огненной реке.
Ну, кто придумал их, в конце каких времён?
Неведомо! Молчит доконный пантеон.
Мятущийся язык священного огня!
Прими как жертву ночь. Но упаси меня
От красного костра на Хорсовой горе.
Плывите налегке – в летейском серебре!
Купальские огни горят в зеркальной мгле.
Наверное, без них чего-то на земле
Не хватит, как росы в рассветной синеве
Ивановым цветам и прочей мураве.
7.2010
Родник
Не знали мы Гомеровой строки.
Не рече намъ бо вещии Бояне…
Откуда мы – весёлые славяне?!
Куда идём? С какой Почай-реки?
Нам дороги начальные слова —
Как дождь и солнце, поле и дорога!
И ласточки – как вестницы Стрибога,
И робкие лесные божества —
Всё связано! Всё в русском языке —
И красота, и ясность… Всё навеки!
В подстрочнике, читай, наверно, греки —
Те эллины, что скрылись вдалеке.
Языческая корневая синь —
Живой воды целительная сила!
И в роднике задолго до Кирилла —
Природы безглагольная латынь.
12.2009
Троянская земля
разинувшим рты руинам…
Дерек Уолкотт
Из книги первой. Поздний перевод.
Паденье Трои. Гибель Пилемена.
И вот плывут – куда глаза глядят —
От старых стен отважные энеты,
Ведомые, на горе евганеев,
Искать кисельный берег. Чур, меня!
И дальше так. Учёного кота
На брег пустили первым. Евганеев
Прогнали с боем. Землю нарекли
Троянскою – меж Альпами и морем.
И назвались венетами. В новелле —
Восстал из моря славный Веденец!
И сказка ложь, да в сказке той намёк.
Читай, у Лукоморья дуб зелёный,
На дубе этом – цепь от корабля…
Да вот беда – во времени лакуна:
Предание не помнит Антенора,
Загадкой нам – Троянова тропа.
И всё сначала. Батюшка-Дунай!
Падение – до дикой скифской темы,
Как в опере «Славяне на Днепре».
И новые сбираются дружины —
В язычестве поспеть в Константинополь!
И к слову стих: Что Троя вам одна,
Расейские мужи?!
Сомкнулся круг.
И всё же: мы – не скифы. Мы – венеты!
Мы – из другой мифической страны!
Античный мир! Молочная река.
Но кончилась Прекрасная Эпоха.
Здесь был поэт – спустя три тыщи лет,
Да из-под ног ушёл кисельный берег.
И от луки – поёт волна в просторе.
И снова – нелюдимо наше море.
5.2010
Крепче меди
Новый бронзовый век. Время – как поле боя.
Тени краснеют. Люди – вылитые скульптуры!
В маске, о двух крылах, смотрит в судьбу героя
Фурия со страниц новой литературы.
Сколько ещё огня в сплаве свинца и меди
Выставит ночь на стол для красоты и вида?
Радуют сытый глаз цезари и медведи
Тем, что уже вросли в зеркало Парменида.
Где-то, в одной стране: море – примета пляжа.
Словом, всё ясно, всё – как в заказной картине.
Ну, а в другом краю – берег без антуража,
Только сирены вой – в сотовой паутине.
Вот отгремит война… Прокляты, но не убиты,
Все мы сольёмся в эхо выстрела вхолостую!
И, убивая время, станут кричать пииты —
Что-нибудь из Гудзенко, чаще – про «кровь чужую…»
Слушай, читай, строчи вирши сплошной строкою!
В тысяче и одном зеркальце – чья-то слава! —
Словно свинцовый град над золотой рекою:
Cuprum плюс девять грамм – бронзовая оправа.
А за окном зима! Солнцем из белой ночи
Пушкинская метель – утром, в начале века! —
Правит крутую речь, если вернее – прочерк
Ставит в большой роман маленького человека.