Доспехи бога
Шрифт:
«История герцогства Тон-Далайского» – все три тома.
«О нравах и обычаях минералов» Казуалия Мудрого – ну, понятно, где ж ей быть.
Редчайший труд прославленного коннетабля Вильбоа «Превратности церемоний, благородному юноше в миг обладания желанною девой надлежащих» – никогда видеть не доводилось, хоть слышать, конечно, слышал…
Вудри хмыкнул.
Узнай лазоревые, что вождь их грамоте разумеет, засмеяли бы, быки безмозглые.
Шагнул к полке, потянулся к «Травнику Уты», крякнув от натуги, выдернул тяжеленную инкунабулу в дощатом, бронзой окованном переплете. Перетащил на пюпитр, под косо сочащийся в окошко лунный свет. Ну-ка, где переписано? Ежели в Пульской обители, то, может, найдется там среди прочего и рецепт «меда волхвов», изгоняющего дюжину дюжин хворей; нужная штука…
Щелкнул застежкой. Морщась от взвихрившейся пыли, раскрыл наугад.
Отшатнулся.
По изволению общины и приговору мудрых, именем Того, кто Предвечен, перед семью свитками с шестьюстами тринадцатью запретами и пятьюстами девятью дозволениями, отлучаем, отделяем, изгоняем, осуждаем и проклинаем…
Древние значки чуть светились, но их слабое сияние резало глаза.
– О, Вечный!
Вудри, зажмурясь, осенил себя охранительным знамением.
Не помогло.
Пылающие письмена он видел и сквозь плотно закрытые веки.
Тем проклятием, которым Юлмум проклял грешников Армон-Анацива…
Которое Вылвыль изрек над продавцами тхе…
Которым Ас-Самуль заклеймил своего колесничего…
И всеми проклятиями, изреченными Отцами Отцов с первого дня и до сего дня…
Этой книги не могло быть здесь, но она была – в переплете из-под «Травника».
Холодный озноб пополз вдоль позвоночника. Как в далеком детстве, когда некоего непутевого сорванца, поставив перед переплетенным в сафьян средоточием древней мудрости, стращали этими самыми проклятиями…
Именем семирогого Бу-Амара, именем великого уничтожителя Бу-Мазена, именем Ра-Аджуба, истребителя младенцев, именем Тахлана, князя темных начал, именем Ра-Антиса, сущего вне всего, именем вездесущего Офиннана, начертанным на скрижалях, именем буйного Мамсиля и Камсиля, брата его…
– Сами будьте прокляты! – хотел гневно выкрикнуть он, но не сумел, сорвался в унизительный взвизг. – Нет надо мной вашей власти! Я не ваш!
И услышал:
– Ты вырос, Мумуль, но совсем не изменился. Все так же самонадеян.
Резко захлопнув книгу, Вудри оглянулся.
Никого.
Только спокойный глуховатый голос, не слышанный двадцать лет, но не забытый:
– Ветвь не может сама себя отрубить от ствола, Мумуль. Она может только сгнить, но даже гнилая дубовая ветвь не станет веткой осины…
Страх исчез, уступив место злой, взвинченной веселости.
– Если ты пришел проститься, прощайся. Только без поучений. Я от них однажды уже сбежал.
– Никто не убежит от проклятия Мудрецов Эру.
– Плевать я на них хотел. Четверо Светлых милостивы ко всем!
– И что, Мумуль, помогли тебе твои Светлые?
– А вам – ваш…
Договорить он не смог, словно кляп из мокрого войлока забил горло.
– Не кощунствуй, Мумуль, – посуровел голос.
Вудри перевел дух и хрипло хохотнул.
– Почему? Я Ему давно уже не раб. Я спутник Вечного.
– Увы, не только Вечного. – Печальный вздох. – С кем ты нынче связался, Мумуль?
– Прекрати называть меня Мумулем! – вскипел Степняк. – Я – Вудри!
– Да, да, малыш Мумуль не умел выбирать друзей, бросил дом и пошел по скверной дорожке. А большой мальчик Вудри ничему не научился, и что с ним теперь будет?
– Тебе-то какое дело? – Растерянность ушла, понемногу подкатывала настоящая злость, и это было чудесно. – Я ни о чем никогда не жалел и не жалею! Я презираю вас всех. Чем жить, как живете вы, лучше умереть на колесе!
– Тебе не раз выпадал такой случай…
– Но я никого ни о чем не просил!
– Но и не отказывался принять помощь от тех, кого, оказывается, презираешь.
Вудри насупился.
– Я принимал помощь не от них. А от тебя.
– Я и есть – они. И ты, племянник, тоже. Хочешь ты того или нет, а решать все-таки Ему. Зато сотворенные наскоро не различают, кто из нас проклят, кто свят. – Незримый, кажется, усмехнулся. – Рискнешь ли, Мумуль, сказать своим лазоревым, кто ты есть? И долго ли проживешь, рискнув?
– Нет, не рискну, – очень серьезно ответил Вудри. – Но это мой путь. Мне некуда сворачивать. И вообще, к чему этот разговор?
– К тому, что род наш не должен прерваться. У меня наследников нет, у брата моего единственный сын – ты. Пока ты бездетен, тебе нельзя умирать. А после тебя должны жить дети твои, и внуки, и правнуки.
– Жить среди вас? – скривился Вудри.
– Нет, конечно. Ты проклят, и потомство твое тоже проклято. До Великого Суда ваша судьба связана с сотворенными наскоро. Но вам, ветвям от древа Яфнафа, негоже быть простолюдинами… – Голос нежданно дрогнул. – Спаси народ свой, мальчик, и вознаградит Он тебя при жизни, и зачтет тебе это на Великом Суде…
Бровь Вудри иронически изогнулась.
– Уже готов. И что нужно для этого сделать?
– Сядь.
– Зачем?
– Чтоб не упасть, – отрезал незримый. – Сядь и смотри.
Степняк, чуть помедлив, опустился в кресло.
И все же не утерпел:
– Почему – смотри? Сказать не можешь?
– Не могу, – в голосе мелькнуло раздражение. – Закрой глаза, Мумуль у-Яфнаф!
…Это длилось всего лишь миг.
Во всяком случае, когда Вудри очнулся, в окно все так же глядела луна, слегка припорошенная облачной пыльцой, и так же густы были тени в углах. Словно и не было ничего, а только привиделось с пьяных глаз. И тупое нытье в затылке, и тягучую, но, хвала Вечному, понемногу проходящую боль в затылке тоже можно было бы списать на лишнюю чару буркарского.
Но теперь он знал, что делать. До мельчайших деталей.
Сомневаться не было ни времени, ни нужды, и лишь мельком проскользнула мысль: очень хорошо, что в сопровождении нынче именно сотня Тоббо. Верных людей много, но этот парень – особый, при Сухих Крутах он, не размышляя, прикрыл вождя от стрелы. Ему можно верить, как самому себе.
Вудри сбежал по лестнице, распахнул дверь.
– Сотенного ко мне! Быстро!
– Сотенного к вождю! – пробежало по саду.
Тоббо явился почти тотчас.