Досталась нам эпоха перемен. Записки офицера пограничных войск о жизни и службе на рубеже веков
Шрифт:
Частенько стариков навещали пограничники: как-никак, а они форпост на пограничной реке, да и по-человечески по-иному нельзя — надо с дровами и продуктами помочь, рассказать, что в мире делается. По субботам и по праздникам за стариками приезжала автомашина. Их привозили на пограничную заставу, где старики смотрели телевизор, кино на стенке, общались с молодыми людьми и на праздниках сидели на почетных местах.
Несмотря на почтенный возраст, дед Гриша и баба Нюра хозяйство свое не запускали. У них была корова, дед Гриша занимался рыбалкой и охотой, приглядывал за заставской скотиной, пасшейся у села. Баба Нюра выпекала изумительный пшеничный хлеб с румяной хрустящей корочкой, который в сочетании с кружкой деревенского молока всегда занимал бы первые места на конкурсах гурманов. Кроме того, баба Нюра занималась обучением молодых поваров-хлебопеков с пограничной заставы. Заставской хлеб пользовался большой популярностью у офицеров и солдат соседних пограничных застав, и все хлебопеки мечтали выпечь такой же хлеб, как баба Нюра.
Дед Гриша был инвалид — в молодости покалечил ногу, и ему было трудно ходить. Раньше ездил на велосипеде, но с возрастом и с велосипедом стало трудно управляться. Жившие у деда лесорубы подарили ему сломанный и списанный трактор ДТ-54, выпущенный действительно в 1954 году. С помощью пограничных специалистов дед Гриша восстановил трактор и разъезжал на нем по участку, как в инвалидном автомобильчике, с той лишь разницей, что трактор «Гришевец» проходил в тех местах, где и человек с трудом пробирался.
Зато застава никогда не знала проблем с рыбой. Для деда наловить удочкой ведро крупных карасей — час-полтора трудов. Нет проблем козу стрельнуть и большую часть отдать на пограничную заставу в качестве приварка к солдатскому пайку. Добыть крупного зверя, как например, изюбря, проблем нет. А как его доставить до дома? В нем веса килограмм триста. Вывод — мясо доставлять по частям. Только охотник часть мяса взвалит себе на плечи и пойдет домой, а хищники остатками полакомятся, и поблагодарить охотника забудут. Но не таков дед Гриша. Изюбря на солонце стрельнет, лебедкой на трактор поднимет и до дома привезет. Мужики местные все деду Грише завидовали. Живет на природе. Трактор под боком. Рыба, зверь рядом. Грибов и ягод немеряно.
— Переселяйся к нам, — говорил дед Гриша завидовавшему мужику.
— Да нет, я только вот могилки родных проведать приехал, а так надо к семье и детям обратно ехать, — отвечал тот ему.
Беда пришла внезапно. Весной, в бездорожье у бабы Нюры случился инсульт. До ближайшего райцентра, где могли бы оказать хоть какую-то квалифицированную помощь, километров двести. Дороги непроходимы, распутица. Одна надежда на пограничный вертолет. А как его поднимать в воздух не для решения задач охраны границы? Прав таких нет. Гражданской или санитарной авиации вблизи нет. Пошли на хитрость: доложили, что заболел вольнонаемный работник пограничной заставы. Кое-как получили разрешение на вылет и доставили бабу Нюру в больницу. Почти два месяца она лечилась, а потом с сыновьями приехала в старое село Перемыкино.
— Куда я отсюда денусь, — говорила баба Нюра, — здесь мой отец похоронен, здесь мама моя лежит, и меня здесь похоронят.
Через месяц баба Нюра умерла. Тихо, без мучений. Дед Гриша пережил ее ровно на семь дней.
В пору, когда не было электропроигрывателей, а были патефоны, я взял и покрутил ручку, чтобы диск вращался быстрее. Сломал любимый в семье патефон. Крутился бы он себе спокойно до приобретения электропроигрывателя. Всему свое время.
Мне все снится граница России На большой полноводной реке, Берега от народа пустые, Только створы стоят вдалеке. Но порой перед утром в тумане Многих сел нам слышны голоса, Эти призраки нас к себе манят, Приглашая в свои чудеса. Слышен топот казачьих лошадок, То разъезд подъезжает домой, И мерцает там свет от лампадок, И несут молоко, хлеб ржаной. Так и вижу я утренний завтрак И хозяйку, что держит коня, Видел я в кинохроники кадрах Их расстрел у родного плетня. До сих пор неприкаяны души, До сих пор коммунизм, ВЧК, Почему же заткнули мы уши И не слышим, что шепчет река.Нас тоже закрутили в 1917 году и погнали строем в общество счастья. Мы бы спокойно пришли к тому, что сейчас имеем, может быть раньше и лучше. И народу было бы больше, и народ был бы лучше. Самые лучшие погибли в гражданской и Отечественной войнах. Погибают всегда самые лучшие. А, может быть, после первой мировой войны не было бы гражданской войны и не было бы войны, которую сейчас называют Великой Отечественной. И не надо было вводить рыночную экономику, так как она уже была. И не надо было стремиться в мировое сообщество, так как мы там уже были. Колбаса по 2.20 была, так при царе она вообще 10 копеек фунт стоила, а водку покупали ведрами и всегда высокого качества. Одно очевидно, что ДнепроГЭСов и каскада волжских электростанций не строили и не заливали бы водой огромные территории, создавая искусственные моря, а обошлись бы более дешевыми и экологически чистыми источниками энергии, на что наш простой народ горазд. Наверное, отпала бы необходимость в создании Варшавского блока и НАТО. Многое бы чего было не так.
Одноэтажная Россия освоила бы пустующие территории, преумножая богатство и численность населения страны. Самое главное, что не нужно много ума, чтобы прийти к этому выводу. Похоже, что у руководителей наших спутаны кем-то руки и ноги, а не умы. Похоже, что коррупция пока управляет ими, а не они занимаются уничтожением этой коррупции.
Историю обмануть нельзя. Страна, которая более сорока лет преодолевала многовековое крепостное право, вдруг перелетела в социализм. Сами теоретики марксизма-ленинизма признавали последовательность общественно-политических формаций: первобытнообщинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм и его высшая стадия — империализм, а потом уже социализм и коммунизм. Не изжитая психология крепостной зависимости по принципу: «Вот приедет барин, барин нас рассудит», «Наш барин лучше вашего», надежды на доброго царя не выветрились до сегодняшнего дня. Из феодального строя к социализму. Крепостное право сменилось диктатурой пролетариата, закрепостившей крестьянство и рабочий класс. Глядящих в рот и поющих в унисон, возносили и награждали. Имеющих свое мнение — сажали и гноили.
Наша жизнь начнет меняться только после того, когда люди перестанут умирать от счастья по поводу падежа соседской коровы или от горя по поводу того, что ближний купил телевизор или машину. Забудут и побасенку: «У Фили были, у Фили пили, да Филю же и побили».
В СССР было принято во всеуслышание заявлять о своих мирных инициативах, но всегда вопрос упирался в систему контроля над выполнением этих инициатив. Давайте сделаем то-то во имя мира, но проверить вы у нас не сможете, чтобы не выведать страшной военной тайны. И повисали эти инициативы в воздухе. Единственным их использованием было рассмотрение в качестве повода для пропаганды недружественных намерений Запада.
Клокотание страстей в центре всегда доходили тихим отзвуком до Дальнего Востока. Дальневосточники всегда с ухмылкой воспринимали все политические баталии. Даже разделение голосов во время выборов Президента между Б. Ельциным и В. Жириновским не нарушило единства дальневосточников. Приписываемый дальневосточный сепаратизм являлся следствием того, что мы жили в III поясе и у цены нас были по III поясу, а зарплату мы получали по I поясу.
Наконец перестройка и все ее последствия коснулись Дальнего Востока. Потребовались кадры для решения межнациональных вопросов. Граница с Китаем стала отличаться стабильностью и в горячие точки поехали офицеры и солдаты с Дальнего Востока.
СЕКРЕТНО. НАЧАЛЬНИКАМ ПОГРАНИЧНЫХ ОТРЯДОВ. НАЧАЛЬНИКАМ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТДЕЛОВ. ОТКАЗ ОФИЦЕРОВ ОТ СЛУЖБЫ В ЗАХРЕБЕТЬЕ РАСЦЕНИВАТЬ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ТРУСОСТИ И ЖЕЛАНИЕ ОТСИДЕТЬСЯ В ТЕПЛОМ МЕСТЕ С СООТВЕТСТВУЮЩИМИ ВЫВОДАМИ В ЗАНИМАЕМОМ ИМИ СЛУЖЕБНОМ ПОЛОЖЕНИИ. ПЕТРИЧЕНКО. ЛЕЗВИН. 15 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА.
(Телеграмма не является копией. Даже не копией копии. Примечание сделано для возможных сверхбдительных читателей, которые уже влезли в книгу о моем выпуске пограничного училища.)