Достоинство возраста. Как относиться к старению
Шрифт:
Тут мы можем обнаружить один из аспектов нашего эволюционировавшего разума. Мы умеем справляться с тревогой. И главный инструмент (думаю, чисто человеческий) – планирование. Причем планирование во времени. Человек успокаивает себя в самолете, поглядывая на часы.
Мне как-то пришлось поучаствовать в вынужденной посадке в Минеральных Водах из-за разбушевавшегося в горах урагана. Практически все пассажиры, набитые в маленький аэропорт, с удивительной серьезной настойчивостью требовали сообщить им: «Когда полетим?»
Тем не менее без планирования никак. Пускай все срывается, зато у нас есть (был/будет) план как репер, то, от чего корректироваться, за что переживать.
В старости это особенно заметно. Особенно заметно у моего папы. Он – человек обязательный. Он привык все планировать и соблюдать. И живет в постоянном огорчении и раздражении: его все подводят, «обманывают». Он планирует прогулку в парке, поход в магазин, поликлинику и приезд внуков. Но в парке перекрыли вход, в магазине очередь, автобус ломается, поликлиника работает не по расписанию, внуки звонят, что опоздают, и он в раздражении отказывается их «принять». Так повторяется и на следующий день, и… но он не сдается: «Жить без планирования нельзя!», «Все такие необязательные!».
Заметьте, я не говорю о списке дел, который помогает при старческом и молодежном слабоумии, я говорю о контроле.
Что будет дальше? Главный вопрос тревоги неопределенности.
Говорят, сила психики соотносима с количеством вопросов без ответа, которые она способна переносить.
«…Единственным истинным признаком силы… психического здоровья является способность сносить вопрос за вопросом в отсутствие каких бы то ни было намеков на ответ» (Н. Мейлер).
Мы начинаем жизненный путь незнающими. Точнее, мы знаем многое, может, все, но не имеем навыка обозначать, определять, находить свое место в цепочках событий, пытаться контролировать. Потом мы под давлением социума и собственного разума, требующего определенности, приобретаем навык знать и планировать что, где, когда, почем… А потом вновь выпадаем из механизма.
Неопределенность не так легко переносить. Издревле люди использовали социум, друг друга, чтобы справляться с тревогой неопределенности. Религия, наука, государство, начальство, правила и законы, «все так делают» – все это в первую очередь имеет целью снять тревогу, переложив «знание» и «ответственность» на кого-то.
Принятие неопределенности – это допущение множества вариантов реальности в любой момент времени. Оно отнюдь не означает пофигизм и бездеятельность, это не безволие. Как раз наоборот, это наличие такой воли, которая способна действовать не по рельсам планов, не в коридоре заданного, а во всем многомерном поле возможного. Путешествия Колумба, Нансена, Хейердала, поиск Циолковского…Не-о-пределенность – отсутствие пределов.
Страх потерь
«С осторожностью в будущее заглядывать следует. Страх потери на темную сторону ведет нас» (мастер Йодо – молодому джедаю Энакину. «Звездные войны. Эпизод 3»).
Старость пугает нас не только страхом своей смерти, но и тем, что близкие уходят. Чем дальше, тем чаще мы хороним друзей и родных, получаем печальные известия.
В этом много жестокой психологии. С одной стороны, уход ровесников – напоминание о том, что поджидает и нас. С другой – в этом порой есть очень скрытое злорадство (выбрали не меня). Об этом чудесный рассказ Р. Брэдбери «Кто-то умер». Собственно, Рэй гениально показывает, как
С потерями близких смириться до конца невозможно. И все-таки большой урок смирения в них есть. Старость учит нас отпускать, и, обретая навык, мы делимся им с другими, которые должны будут отпустить и нас.
Я многих дорогих мне людей уже не увижу никогда. Я уже не плачу, я смиряюсь.
Перечитала. Тема эта действительно страшная. И я боюсь очень. И простите меня, пока не могу больше об этом написать.
Страх голода, бедности
«В мире есть царь, этот царь беспощаден. Голод названье ему…» (Н. А. Некрасов. Железная дорога).
«Попробуем уяснить, что же все-таки представляет собой голод. Возможно, кому-то это покажется странным, но единого четкого представления об этом не существует до сих пор» (Г. С. Шаталова).
Голод – один из мощнейших страхов. Хотя, скорее, это один из самых распространенных страхов, а мощны лишь мифы о нем.
Слышали про пирамиду потребностей Абрахама Маслоу? (Подробнее я пишу об этом в своей книге «Любовь. Психология Бытия».)
Маслоу расположил потребности людей в иерархической пирамиде. Внизу базовые потребности в пище и безопасности, затем социальные – в общении и признании, затем потребности в самореализации. Аналогичное – в йоге: последовательность семи чакр, энергетических центров, расположенных в теле вдоль позвоночника. Или старославянское распределение: жить, людин, человек (жизнь животом, сердцем, умом).
Маслоу исследовал производственную мотивацию у рабочих около 100 лет назад, и потому у него получилось, что еда – большая и базовая потребность, и только при ее полном удовлетворении человек обнаруживает и начинает реализовывать следующие. Однако количество исключений заставляет задуматься. Поэтому я в своей книге предложила перевернуть пирамиду, зафиксировав, что еда – самая нижняя, заужающая потребность, заземляющая, но не большая. А вот самоактуализация является большой и в каком-то смысле базовой. Скорее всего, иерархия потребностей каждого человека имеет свою геометрическую форму. У житей – расширение на уровне живота, у людей – на уровне груди и рук, у человеков – там, где голова.
То есть один, пока не наестся, думать ни о чем не может. Другой отдаст последний и первый кусок близким, предпочтет заботу или просто общение еде. Третий – голодный студент, ученый. Про большинство великих умов приходится читать, что они часто забывали поесть (Циолковский, Ньютон и др.). Это не только ученые, это путешественники, люди искусства… это дети, которым, пока не переучат, всегда важнее игра, исследование, чем еда.
Почему я предлагаю рисовать пирамиду потребностей наоборот, основанием вверх?
Маслоу справедливо отмечал, что человек (среднестатистический) не очень-то думает о чем-то еще, когда голоден.
Это, кстати, входит в противоречие с теорией о развитии лобных долей мозга и практикой думающих людей.
С Абрахамом Маслоу «спорит» другой великий психолог – Виктор Франкл, «изучавший» людей в концлагерях фашистов. Он убедился на себе и тысячах других людей: для выживания куда более важны осмысленность существования, чем насыщенность желудка и быт.
Пока еще живо поколение людей, которые помнят войну, спросите их, почитайте рассказы. Страшный, жестокий эксперимент, но множество свидетельств – голод пережили те, кому было зачем жить. Причем жесткий голод.