Достойный жених. Книга 1
Шрифт:
Варун не стал ей подпевать. Но чуть погодя он набрался смелости и сказал, обернувшись:
– У тебя… чудесный голос…
Чистейшая правда. Малати любила музыку и училась классическому вокалу. Ее преподавателем был сам устад [49] Маджид Хан – один из лучших певцов Северной Индии. Она даже Лату втянула, заинтересовав индийской классической музыкой, когда они еще жили вместе в студенческом общежитии. В результате Лата частенько ловила себя на том, что напевает мелодии любимых раг [50] Малати.
49
Устад – учитель (хинди).
50
Рага – в классической индийской музыке изначальная мелодическая идея, пользующаяся по меньшей мере пятью тонами октавы. Каждая имеет строгие правила восхождения и нисхождения тона, предписанные места для пауз, характерные фразы и т. п.
Малати благосклонно приняла комплимент Варуна.
– Ты так думаешь? – спросила она, повернувшись и заглядывая ему в самые глаза. – Очень приятно, что ты так считаешь.
Варун покраснел до кончиков ушей и ненадолго потерял дар речи. Но внезапно, когда они проезжали мимо брахмпурского ипподрома, он схватил тонга-валлу за руку и взмолился:
– Остановите!
– Что такое? – спросила Лата.
– Ох, ничего, ничего. Если мы торопимся, тогда давай поедем дальше.
– Конечно же нет, Варун-бхай, – сказала она. – Мы ведь просто едем в зоопарк. Давай остановимся, если хочешь.
Стоило им сойти вниз, как Варун, почти не контролируя себя, возбужденно рванул к белому частоколу и уставился сквозь него.
– Это единственный в Индии, кроме Лакхнау, ипподром с направлением против часовой стрелки, – выдохнул он почти про себя с благоговейным трепетом. – Говорят, что он построен специально для дерби, – добавил он, обращаясь к юному Бхаскару, случайно оказавшемуся рядом.
– Но в чем разница? – спросил Бхаскар. – Расстояние ведь такое же? Так какая разница – по часовой стрелке движение или против?
Варун пропустил мимо ушей вопрос Бхаскара. Он начал медленно, мечтательно прохаживаться в одиночку вдоль забора против часовой стрелки, чуть ли не загребая землю ногами.
Лата догнала его.
– Варун-бхай? – позвала она.
– Э-э… да?
– Насчет вчерашнего вечера.
– Вчерашнего вечера? – Варун спустился с небес на землю. – Что произошло?
– Наша сестра вышла замуж.
– А… о… да-да, я знаю. Савита, – добавил он, надеясь сконцентрироваться с помощью уточнения.
– Знаешь что, – сказала Лата, – не позволяй Аруну издеваться над тобой. Просто не позволяй – и все.
Она перестала улыбаться и внимательно посмотрела на него, когда тень пробежала по его лицу.
– Я это просто ненавижу, Варун-бхай. Ужасно видеть, как он тебя запугивает. Конечно же, я не говорю, что ты должен ругаться с ним, или грубить, или что-то еще в таком духе. Просто не позволяй, чтобы с тобой обращались так… ну… как я видела.
– Да, да, – неуверенно произнес он.
– То, что он тебя на несколько лет старше, не делает его твоим отцом, наставником и начальником в одном лице.
Варун печально кивнул, слишком хорошо понимая, что, пока он живет в доме старшего брата, он вынужден подчиняться его воле.
– В любом случае, я считаю, тебе стоит вести себя увереннее, – продолжила Лата. – Арун-бхай пытается всех раздавить, словно он паровой каток, и нам лучше убрать свои жалкие душонки подальше с его пути. Мне самой сейчас довольно сложно, и я даже не в Калькутте. Я просто решила, что лучше скажу это сейчас, поскольку дома у меня вряд ли появится возможность поговорить с тобой наедине. А завтра вы уедете.
Варун знал, что Лата говорит это, исходя из собственного горького опыта. Если уж Арун злился, то слов не выбирал. Когда Лате вздумалось стать монахиней – всего лишь глупое подростковое решение, но ее собственное, – Арун, взбешенный тем, что его грубые попытки отговорить не возымели успеха, сказал: «Отлично, делай что хочешь, становись монахиней и разрушай свою жизнь. Все равно на тебе никто не женился бы. Ты прямо как иллюстрация из Библии: плоская со всех сторон».
Лата была благодарна богу за то, что не училась в Калькуттском университете. По крайней мере, большую часть года она была недосягаема для Аруновой муштры. Пусть подобных слов она и не слышала больше, воспоминания о них все равно больно саднили.
– Жалко, что тебя нет со мной в Калькутте, – сказал Варун.
– Само собой, тебе необходимы друзья, – сказала Лата.
– Ну, по вечерам Арун-бхай и Минакши-бхабхи [51] часто куда-то уходят из дома, и я должен присматривать за Апарной, – слабо улыбаясь, сказал Варун. – Я не против.
– Варун, так никуда не годится. – Лата крепко взяла его за понурое плечо и сказала: – Я хочу, чтобы ты гулял с друзьями – с людьми, которые тебе действительно приятны и которым приятен ты. Хотя бы два вечера в неделю. Притворись, что тебе нужно сходить на тренировку или что-то в таком духе.
51
Бхабхи – жена брата (хинди).
Лате было не важно, что это обман. Неизвестно, сумеет ли Варун вообще соврать, но она не хотела, чтобы все продолжалось по-прежнему. Она волновалась за Варуна. На свадьбе он казался еще более нервным, чем несколько месяцев назад, когда они виделись в последний раз.
Вдруг в опасной близости прогудел поезд, и лошадь испуганно шарахнулась.
– Как чудесно, – сказал сам себе Варун, не думая ни о чем другом. Он нежно похлопал лошадь, когда они вернулись в тонгу.
– Как далеко отсюда вокзал? – спросил он тонга-валлу.
– О, да прямо вон там, – ответил тонга-валла, неопределенно указывая на заросшую территорию за пределами ухоженных садов ипподрома. – Неподалеку от зоопарка.
«Интересно, дает ли это фору местным лошадям», – сказал себе Варун. Стали бы бежать другие? Какова разница в возможностях?
Когда они добрались до зоопарка, Бхаскар и Апарна дружно стали просить покататься на детской железной дороге, которая, как заметил Бхаскар, также ездила против часовой стрелки. Лате и Малати хотелось пройтись после поездки в тонге, но дети взяли верх. В итоге все пятеро, прижатые тесно-тесно, сидели в маленьком вагончике красного цвета – на этот раз, правда, лицом друг к другу, пока маленький зеленый паровозик плыл по рельсам шириной в один фут. Варун сел напротив Малати, их колени почти соприкасались. Малати это забавляло, но Варун был настолько смущен, что без конца отчаянно отворачивался, глядя то на жирафов, то на толпы школьников, облизывающих огромные, закрученные розовые конфеты на палочках. Глаза Апарны алчно поблескивали.