Доверенное лицо
Шрифт:
— Я уверена, это все из-за детей.
В голосе ее чувствовалась гордость художника-творца. Эльза была мертва, и можно было лепить ее образ на любой манер.
— Эльза просто с ума по нему сходила. Прямо наваждение какое-то.
Он положил на стол деньги и сказал:
— Да, очень интересную историю вы мне рассказали.
— О, это будет мучить меня всю жизнь. Я же вам говорила: у меня прямо ноги подкосились, когда…
Он вышел в промозглый сумрак. Надо же, недоумевал он, случайно его занесло именно в это кафе, всего в двух кварталах от гостиницы, или же он подсознательно стремился попасть в этот район, чтобы именно
Он решительно двинулся к гостинице. Туман почти рассеялся, и он чувствовал себя, как рабочий сцены, замешкавшийся после поднятия занавеса и оказавшийся у всех на виду.
Поставили ли они полицейского у гостиницы? Он шел настороженно, держа перед собой развернутую вечернюю газету… Вокруг никого не было. Дверь распахнута как обычно. Он быстро вошел и прикрыл за собой вторую стеклянную дверь. Откуда-то со второго этажа донесся голос хозяйки: — Это вы, мистер Мукерджи?
Он буркнул: — Да, — надеясь, что мистер Мукерджи не употребляет в таких случаях какие-нибудь особенные выражения, а акцент у двух иностранцев спутать нетрудно. Во всяком случае, она не переспросила. Все заведение казалось удивительно притихшим, будто смерть еще носилась в воздухе. Ни стука вилок в столовой, ни гама из кухни. Он беззвучно поднялся по покрытой ковровой дорожкой лестнице. Дверь комнаты управляющей была полупритворена; он прошел мимо и поднялся выше по голым деревянным ступеням. Из какого окна она выбросилась? Он вставил ключ в дверь своей комнаты и тихо открыл ее. Где-то за стеной послышался кашель. Дверь он оставил приоткрытой — раньше или позже он услышит голос мистера К. Он заранее решил, что проще иметь дело с ним — если прижать посильнее, он сломается быстрей, чем управляющая.
Он осмотрел полутемную комнату. Шторы были опущены, словно в комнате лежал покойник. Он обернулся к кровати и с ужасом понял, что она здесь, прибранная для похорон. Велено ждать следователей? По-видимому, это единственный свободный номер. Ее комната уже наверняка занята — жизнь идет своим чередом… Она лежала одеревеневшая, чистая, неестественная — кто придумал, что смерть похожа на сон? Смерть похожа только сама на себя. Птенец со скрюченными лапками, лежащий вверх клювом на дне клетки — вот самый точный символ смерти. Он не раз видел мертвецов на улице после воздушных налетов. Но они лежали согнувшись и сжавшись, как зародыши во чреве. Здесь другое дело — особая поза, особый случай. Никто никогда не лежит так ни во сне, ни в муках боли.
Некоторые молятся при виде покойника. Это пассивное выражение скорби — он же рвался действовать. Лежавшее перед ним тело, казалось, освободило его от страха перед болью — теперь он готов встретиться с тем шофером на любой пустынной дороге. Страх стал для него пустым понятием. Он ничего не сказал мертвой девочке — все равно не услышит, это уже не Эльза. Послышались шаги на лестнице, голоса. Он спрятался за портьеру и сел на подоконник, чтобы убрать ноги с пола. В комнате зажегся свет. Голос управляющей произнес:
— Я могла бы поклясться, что заперла дверь. Вот здесь, вот она.
Девичий голос воскликнул с явным удивлением:
— Какая она красивая!
— Она часто говорила о вас, Клара, — произнесла с тяжелым вздохом управляющая.
— Милая девочка, еще бы ей обо мне не говорить… Но что ее заставило, как вы думаете?..
— Кто знает… Чужая душа — потемки.
Сквозь щель в портьерах он увидел девушку с грубоватым, но приятным лицом и со следами слез на щеках.
Она спросила с благоговейным страхом:
— Это случилось здесь?
— Да, через это окно.
Это окно. Но почему она не сопротивлялась? — подумал он. — Почему не осталось следов для полиции?
— Из этого самого окна?
— Да.
Они направились к окну. Еще шаг и его обнаружат. Около самой портьеры Клара остановилась.
— Если бы она перешла ко мне, этого бы не произошло.
— Ей тут было хорошо, — сказала хозяйка, — пока не появился он.
— У него-то наверняка совесть была нечиста. Но когда она мне написала, что собирается уйти с ним, я уж никак не думала-не гадала, что у нее на уме — это.
Он подумал: Ну, тогда мне даже и это письмо не поможет. Бедняжка, она до конца осталась верна своему лексикону дешевых романов.
Управляющая сказала:
— Если вы не возражаете, я позову мистера Мукерджи. Он очень хотел взглянуть на нее в последний раз.
— Конечно, конечно, — сказала Клара.
Он слышал, как управляющая вышла. В просвет между шторами он увидел, как Клара достала пудру и губную помаду — перед приходом мужчины. Слез она не смахнула, они были вполне уместны при подобных обстоятельствах.
Управляющая вернулась. Она была одна.
— Странно. Его нет у себя.
— Может быть, он еще не возвратился?
— Я же слышала, как он вошел. Он брал свои ключи, и я окликнула его. Он ответил.
— Может быть, он… вы понимаете?
— О, нет. Я дернула дверь. — Она поежилась и сказала: — Не могу понять. Кто-то ведь вошел.
Клара сказала:
— Не иначе, как привидение.
— Я, пожалуй, поднимусь наверх, — ответила управляющая, не слушая, — и посмотрю, что там делается. Надо приготовить комнату для новой горничной.
— Эльза не бог весть какая была чистюля. Бедняжка. Вряд ли она подошла бы мне. Я ведь дружу с джентльменами, тут надо особо заботиться о чистоте.
На мгновение лицо Клары мелькнуло в щели между портьерами, — она самодовольно глядела на покойницу.
— Что ж, мне пора идти. В восемь ровно у меня гость. Из тех джентльменов, которые не любят, когда их заставляют ждать.
Он уже не видел ее. Голос управляющей произнес:
— Вы не возражаете, дорогая, если я не провожу вас? Тут у меня дела…
Он нащупал в кармане револьвер. Свет погас. Дверь закрылась. Он услышал звук поворачиваемого в замке ключа, у управляющей, должно быть, свой ключ. Он обождал немного и вышел из-за портьеры. Он не взглянул больше на мертвую, ей уже ничем не поможешь… Если верить в Бога, можно надеяться, что она уже избавлена от всех невзгод и ее ждет лучшее будущее. И наказание, значит, можно оставить Богу, хотя бы потому, что убийцу не за что наказывать — он лишь избавил ее от земных горестей. Но Д. не очень-то верил в религиозную философию. Он знал иное — если люди не будут получать по заслугам, в мире воцарятся хаос и отчаяние. Он отпер дверь.