Доверься мне
Шрифт:
Ледяной воздух морозилки обдувает меня, и мысли возвращаются к удивительному теплу решительных мужских губ. В ушах раздается эхо удивленного вздоха, когда я его поцеловала. Больше не холодно, а даже слишком жарко. Мне вообще не свойственно целовать случайного мужчину. Но это было забавно. Уморительно на самом деле.
Хочу сделать это снова. С Джоном.
Хммм… Джон. Не совсем то имя, которое я для него представляла. Слишком слабое для кого-то с такой харизмой и пышущего жизнью, как он. Опять же Джон — солидное имя. У меня такое чувство, что через него не так уж часто переступают.
На дальней стене передней части помещения виднеется нечто цветное. За широким дверным проемом, достигающим потолка, я обнаруживаю комнату с полками во всю стену, гигантским телевизором и различными произведениями искусства. На изумрудно-зеленом ковре стоит черный кожаный секционный диван, повернутый к книжной полке. Большая круглая витражная рама старой церкви формирует другую стену.
Я практически выхожу из комнаты, но останавливаюсь, когда замечаю на книжной полке аквариум. Хоун — пухлая маленькая золотая рыбка, счастливо плавающая вокруг чего-то, напоминающего грот Ариэль.
— Привет, малышка Хоун, — шепчу я, подходя ближе к аквариуму. — Ты так одинока. Думаю, тебе нужен друг. Радужная рыбка с именем Курт Рассел или типа того. Что-то, напоминающее мистера Скотта.
Хоун плавает рядом и посылает мне несколько рыбных поцелуев. Я делаю паузу, чтобы покормить ее, а затем иду дальше.
Лестница из стекла и металла ведет на следующий этаж, который занимает открытая гостиная. Здесь же домашний спортзал, запертые двери, темная ванная комната и еще несколько запертых дверей. В информационном пакете сказано, что я могу использовать эти комнаты, если будет необходимость, но при отсутствии потребности я должна оставить их. Мне подходит. Здесь более чем достаточно пространства. В конце открытого коридора я обнаруживаю последнюю спальню, выходящую на террасу.
Свет включен, что немного жутко, хотя и гостеприимно. Комната больше моей последней квартиры, с гладким ореховым полом и еще одним шикарным ковром, на этот раз рубиново-красным. Кровать нелепая. Она кажется размером кинг-сайз с изголовьем высотой шесть футов, изготовленная из переработанного потрепанного дуба. Выглядело бы по-монашески, если бы не обилие пышных подушек и наличие плюшевого пододеяльника, все в дымчатом полотне. Я провожу рукой по покрывалу и обнаруживаю, что оно мягкое как масло.
— Ого, — шепчу я, опуская сумки.
Мой шепот превращается в тихий крик восторга, когда замечаю стоящую на тумбочке из железа и дерева подарочную корзину. Она наполнена шампунем, лосьонами для тела, гелями и бомбочками для ванны. Кашемировый халат и тапочки дополняют комплект.
Немного странно, учитывая наличие приветственной записки от «Scott Inc». Поскольку мистер Скотт, видимо, является сверхделовым типом, я не должна удивляться. Я еще не видела Стивенса, а он, похоже, застенчив. Лучший способ справиться с застенчивыми домашними животными — дождаться, пока они покажутся.
Я изучаю ванную. Джакузи на двоих! Потом сбрасываю туфли и плюхаюсь на кровать. Дома спокойно, а снаружи за пределами больших окон люто завывает буря. Массивная кровать — это
Зрение необъяснимо затуманивается, и я делаю судорожный вдох и медленно выдыхаю.
Говорят, что дом там, где твое сердце. Думаю, что кто бы ни произнес эту фразу, просто пытался почувствовать себя лучше. Когда нет постоянного дома, ты это ощущаешь. Я только что потеряла свой и пока зарабатываю хорошие деньги, больше, чем заработала бы на любой офисной работе, не могу себе позволить купить или даже арендовать новую квартиру на Манхэттене. Я могла бы переехать куда-нибудь еще, но Нью-Йорк всегда был моим домом. Здесь у меня есть друзья и связи.
К сожалению, в этом городе меня бросил отец. Как бы жалко это ни звучало, если я уйду, это будет чувствоваться словно смерть, будто разорвана последняя маленькая связь между нами.
Звук легких шагов на кровати заставляет меня повернуть голову.
— А вот и ты, Стивенс.
Стивенс — коричневый полосатый кот с ярко-желтыми глазами и милой мордашкой. Он издает слабое любопытное мяуканье, а затем толкается головой в мое бедро. Я протягиваю руку, и после непродолжительного обнюхивания он мурлычет и позволяет мне погладить свою шелковистую шерстку.
— Такой хорошенький мальчик.
Боль в груди усиливается и ослабевает, когда Стивенс мурлычет и предлагает мне свое тепло. Я прижимаю его ближе. Он — главная причина, по которой я взялась за эту работу. Не имея возможности держать домашнее животное, на короткое время я могу полюбить чужое.
— Идем, Стивенс, давай совершим набег на кухню.
Переодевшись в самую теплую пижаму и толстые носки, я спускаюсь вниз. Снег теперь падает так густо, что вид из окон представляет собой размытое белое пятно. Я включаю газовый камин, кормлю Стивенса обедом и со своим мороженым устраиваюсь за кухонным островком.
Снегопад заглушает звуки города, который в этот раз вынужден взять перерыв. Но умиротворенная тишина не длится долго.
Откуда-то из здания слышатся звуки акустической гитары. Тяжело сказать, откуда именно, потому что музыка отдается эхом и усиливается в вызванной снегом тишине, пока звук, кажется, не окружает меня. Кто бы ни играл, он хорош.
На самом деле чертовски хорош.
Гитарист играет одну из ранних песен «Килл-Джон», медленную балладу, рассказывающую о горько-сладкой любви и прошедших временах. Она дополняет мое мрачное настроение, и я испытываю искушение выкрикнуть просьбу неизвестному гитаристу сыграть песню «Апатия» этой же группы, чтобы в пентхаусе можно было потанцевать и почувствовать себя более сильной.
Но печальная песня слишком прекрасна, чтобы прерывать ее. Напевая себе под нос, я набираю полную ложку любимого мятного мороженого прямо из коробки и медленно засовываю ее в рот. Этот поступок не доставляет мне обычного удовольствия. Вкус мороженого слабый, и вместо него разум заполняет образ Джона.
Жизнь такая странная штука. Все взаимодействие с другими людьми сопровождается возвращением к нормальной жизни. Обычно мы ни на секунду об этом не задумываемся. И все же бывают особые моменты, которые каким-то образом внедряются в нашу психику, когда мы наименее подготовлены.