Довод Королей
Шрифт:
Настоящая война еще не началась, но первые приграничные стычки были в пользу герцога Эстре. Четыре больших разбитых отряда, с десяток маленьких, отбитая арцийская крепость, две взятые сторожевые эскотские башни – и все это за два месяца. Обнаглевшие за годы безнаказанности полосатики не ожидали нападения, тем более зимой, за что и поплатились. Но удачи не окрыляли: Приграничье было разорено, полуразвалившиеся пустые замки, покинутые деревни, поля, чью заброшенность не мог скрыть и снег... Даже не верилось, что когда-то Западная Эстре была цветущей и многолюдной.
Тем не менее войско Александра устроилось вполне сносно. Зимой лезть даже в невысокие горы нелепо, но держать в узде возжелавших пограбить
Хорошего во всем этом было одно: приграничные вожаки, Ра-Набот, Лидда и Джакомо друг друга не терпели, и каждый последующий не стал бы помогать предыдущему, скорее наоборот. На это и рассчитывал Александр Тагэре, вознамерившийся бить полосатиков по очереди.
Вытурив эскотский гарнизон из Геммы, Сандер задумался о том, что делать с самым сильным из приграничных владетелей, самозваным графом Рориком Ра-Гваром, известным так же как Гварский Лось. Рорик успешно подминал под себя более мелкие кланы, уверенно становясь таким же владетельным сигнором, как Набот и Лидда, но пока избегал с ними бодаться, а вот беззащитная Эстре привлекала его необычайно. При этом Ра-Гвар при всей своей дикости был далеко не глуп. После первых неудач он убрался в свои то ли горы, то ли холмы, и выкуривать его оттуда теперь придется долго и нудно. Эх, если б удалось уговорить полосатика удовлетворять свои аппетиты за счет Набота! Лосю в принципе все равно с кем цапаться, лишь бы добыча была.
Александр с помощью Луи старательно ломал голову над тем, с чего начинать, но выход подсказали сами эскотцы. Дарнийский разъезд, проверявший окрестности Геммской крепости, превратившейся в основной опорный пункт армии Эстре, привез форменный вызов. Тринадцать лучших воинов Ра-Гвара желали сразиться с тринадцатью арцийцами. Разумеется, «волчата» пришли в восторг, но Сандер углядел в предстоящем сражении не только повод помахать мечом. От Рауля ре Фло и Жоржа Мальвани он слышал об эскотских обычаях: полосатики ценили удаль и удачу, говорили даже, что двое эскотцев в один день устроят две драки и три попойки. Это надо было использовать.
Об условиях договаривались такие знатоки, как Одуэн Гартаж и Артур Бэррот, жаждущий отплатить хоть кому-то за королевский турнир. Герцог ожидал посланцев в комнате с нещадно дымившим камином, решая с господином Игельбергом неотложные вопросы. Оглянувшись на скрип двери, Эстре с еле заметной иронией поинтересовался у вошедшего Одуэна:
– Как я понимаю, вы удовлетворили наших полосатых друзей?
– Сандер! – молодой Гартаж хихикнул. – У эскотцев полно недостатков, если даже не замечать их дурацких плащей, но они мужчины.
– Я в них не сомневался. На чем порешили?
– Ну, условия...
– Давай по порядку.
– Определили границы поля битвы, кто их переступит, выбывает из борьбы; выбитый из седла тоже. Деремся, пока не стемнеет. Если наступит ночь и никто не победит, хотя бы осталось только по одному бойцу с каждой стороны, битва считается законченной вничью. Оружие каждый выбирает по себе.
– И это все?
– А что еще?
– Нет, ничего, – задумчиво протянул Александр, вспомнив, что эскотцы отнюдь не обременены рыцарскими предрассудками. – А почему тринадцать?
– Счастливое число, полосатые всегда были суеверны.
– Кто преломит копья от нас, уже решили?
– Да мы все и Бэррот.
– Вас даже с Рафаэлем и Артуром двенадцать, а я, если Лось не дерется, не могу.
– Монсигнор, я считаю своим долгом принять участие в назначенной баталии, – подал голос молчавший до поры до времени господин Игельберг.
– Вы, Штефан?
– Это есть сражение, важнейшее для престижа нашей армии. Я был знакомым с эскотскими воинами, они могут делать вещи, неприличные для арцийского рыцаря. Мой опыт может оказаться полезным весьма.
– Я благодарен вам, господин Игельберг, но не лучше ли, чтобы тринадцатым стал ваш племянник?
– Ни в коем случае. Хайнц есть слишком молодой и поспешающий. А мое сердце говорит: здесь нужен старый бык, который не испортит пахоты.
– Ну, бык так бык, – Александр улыбнулся, но сразу же стал серьезным. – Если мы влезли в драку, то обязаны победить. Полосатики не Вилльо, они не на судей надеются, а на себя.
– Монсигнор правый есть, – веско заметил господин Игельберг, – говорить про врага до боя нехорошее и смешное есть самая глупая глупость.
Сандер был готов подписаться под каждым словом дарнийского наемника, он тоже предполагал каверзу, но какую? Жаль, что он оказался в стороне. Проклятый! Что может быть обидней, чем стоять и смотреть, как другие действуют...
2886 год от В.И.
2-й день месяца Сирены.
Арция. Эстре
Рафаэль Кэрна был разгильдяем и вертопрахом, но лишь пока дело не доходило до стали. Тут мирийский байланте становился серьезным, как отряд дарнийских наемников. Драка с эскотцами, которую его друзья ждали с нетерпением, вызывала противоречивые чувства. С одной стороны, вряд ли приграничные нобили могут тягаться на равных с лучшими рыцарями Арции, с другой, зачинщики схватки не могут этого не знать, но ведут себя так, словно уверены в победе. Рито, справившийся с Аганном при помощи уловок байланте, не исключал, что и у эскотцев есть в запасе какая-то хитрость. Что ж, будем смотреть в восемь глаз! Мирийца, признаться, изрядно взбесило, что спешившиеся выбывают из боя. Свои претензии он высказал Одуэну и Артуру, те признали, что были не правы, но Рафаэль, не терпевший запоздалого раскаяния, пожал плечами и отправился к дарнийцу. Странное дело, основательный господин Игельберг и дурашливый мирийский сигнор понимали друг друга с полуслова.
Рито вытянул из наемника все, что тот знал о полосатиках. Штефан-Альбрехт был рад случаю лишний раз выказать свою осведомленность. Мимоходом поучая молчаливого племянника, дарниец рассказал все, что знал или хотя бы слышал об эскотской манере боя.
– Я буду не вовсе я, – заключил он свою речь, – если завтра противник будет вести себя так, как ведет себя достойный рыцарь. Много нехорошего и подлого следует от них ожидать.
Рафаэль в этом не сомневался и поэтому, появившись на ристалище, был на редкость молчалив и сосредоточен. Сандер, надевший по случаю сражения герцогский плащ с белыми нарциссами, казался не то чтобы взволнованным, но явно был настороже. Зато Бэррот, Кресси и Гартаж от возбуждения разве что землю вместо своих коней не рыли. Луи занимался привычным дуракавалянием, Поль выглядел раздраженным, Этьен невыспавшимся, Никола, Ювер и Эжен казались совершенно спокойными, как и господин Игельберг, приладивший на шлем по случаю схватки роскошный плюмаж из подвитых перьев атэвского авеструса.