Дойти до рассвета
Шрифт:
Но, похоже, старший лейтенант, командир заставы, от этой перспективы совсем не в восторге, да и прапорщик Лямин как-то махом поскучнел, узрев старлея. А ведь застава эта, что к "зелёнке" притулилась, - место для нас идеальное, выдвигаться к месту операции очень удобно. Даст бог, сладится, найдут отцы-командиры общий язык. Вон, стоят уже рядышком, "зелёнку" в бинокль рассматривают, обсуждают чего-то. А у меня пока другая проблема один из обитателей заставы слишком пристально меня разглядывает. Голопузый, руки в карманах тёртых штанов, жуёт сигарету, и что-то нехорошее читается на
* * *
...
– Вдоль арыка не ходите...
– старший лейтенант Гриньков глядел в бинокль, упорно игнорируя взгляд Лямина.
– Там ещё по осени противопехоток насовали...
– А если левее взять?
– спросил Лямин.
– Нельзя, с кишлака засекут...
– Ну, а вообще пройти можно?
– Всё можно, старшина, давай карту, покажу, план накидаю...
– А может, не стоит, товарищ старший лейтенант...
– вновь засомневался Лямин.
– Я пацанов не к тёще на блины поведу...
– Знаю...
– Гриньков наконец оторвался от бинокля, вытер пот.
– Знаю, прапорщик, и любую помощь окажу. Но своих я тебе не дам, не проси... Обращайся повыше, у меня ротный есть, комбат...
– Слушаюсь...
– хмуро ответил Лямин.
– Сейчас со своими свяжусь, пускай вас начальство воспитывает.
– Отлично...
– одобрил Гриньков, переведя суровый взгляд на прапорщика.
– Прикажут - дам человека, нет - извини... Грех на душу брать не хочу, мне вашего прошлого визита - во!
– выше макушки хватит...
Минут пять они молчали, предаваясь угрюмым размышлениям. Старший лейтенант не мог забыть июльский вечер прошлого года, когда пропылённый тягач втащил на заставу сожжённый бэтр, с которого спрыгнул уставший мальчишка-солдат с тяжёлым заледеневшим взглядом. И видеть такой лёд в глазах Гриньков больше не хотел. Прапорщик же мечтал о скорой замене, после которой можно плюнуть на всё это дерьмо и укатить в свой Ярославль, где можно спокойно рыбачить и копаться в огороде, и как можно реже вспоминать эту кровавую мешанину...
Первым не выдержал Гриньков. Со вздохом опустил бинокль и покосился на прапорщика:
– Чёрт с тобой, уговорил...
– Вот спасибо!..
– Погоди...
– поморщился "старшой".
– Я тебе проводника даю, и не больше... Он у меня по осени на "дембель" уходит и должен уйти живым, понял?
– Понял я, понял... Он хорошо местность знает?
– Знает, всю осень и зиму здесь округу чесали...
– Ну и отлично...
– Да ты его тоже знаешь, он с вами на Яхлак прошлый раз ходил...
– Во!..
– прапорщик в растерянности почесал затылок.
– Это тот хлопец, как его... Мальков?..
– Он... Под осень его зацепило, так после госпиталя он какой-то отмороженный стал... Ты гляди с ним, поаккуратнее...
– В смысле?
– В том смысле, что не знаю, чего с ним делать - то ли к награде представлять, то ли в трибунал налаживать...
* * *
...Вспомнил, это он. Тогда, правда, малость посуше был, чуть прихрамывал и наколка отсутствовала. А сейчас раздобрел, орёл во всю грудь крылья раскинул над словом "Кандагар"... "Дед" - по облику и содержанию... Ох, как он тогда о встрече мечтал!..
Дёмушкин сдвинул панаму на лоб и прикрыл глаза, собираясь чуть покемарить. "Голопузый" знакомец по-прежнему стоял у бэтра, щурился от сигаретного дыма и агрессивных действий не предпринимал. Вывод: пока можно отдыхать и размышлять о былом.
"Былое" сводилось к прошлому ноябрю, когда срок службы Дёмушкина составлял всего полгода. Тогда он ждал свою команду, тихо шалел, разглядывая седой от пыли Шинданд, и совсем не понимал, как можно прослужить здесь целых полтора года. Ясность внёс этот самый друг, прибывший с офицерами из 70-й за "своим" пополнением. Дёмушкин умудрился сцепиться с ним в первую же ночёвку. Оказавшийся по сроку службы аж "черпаком", тот тогда возжелал махнуться с Дёмушкиным ремнями...
Ремень у Дёмушкина был почти "нулёвым", у "черпака" - старым, тёртым да вдобавок сшитым в нескольких местах. Обмен выгодой явно не отличался, о чём Дёмушкин честно поведал товарищу по оружию. Секунд через двадцать он обнаружил себя лежащим в углу палатки, левое ухо гудело колокольным звоном, а "черпак", неспешно стягивая с него ремень, объяснял, на каком основании "чижам" не стоит "припухать"... Нет, если исходить из неписаных традиций родной армии, то гвардии "черпак" был прав на все сто, и всё бы кончилось почти мирно, если бы не крайне строптивый характер рядового Дёмушкина, из-за которого он уже имел пару выбитых зубов и кучу неприятностей в "учебке"... Короче, "черпак" приходил в себя минуты две, посреди изломанной табуретки и половины ошарашенных обитателей палатки. Вторая половина перепуганных "чижей" удерживала разъярённого Дёмушкина, который уже успел вернуть своё добро. Вот тогда-то "черпак" и пообещал, ощупывая кровоточащую голову, обязательно "достать" обнаглевшего салабона, даже если придётся топать за ним аж до Персидского залива. Ни Дёмушкину, ни "черпаку" дойти до залива не довелось, ирония судьбы свела их здесь, на одной из застав Кандагарской "зелёнки"...
...
– Поговорим, борода?
– многообещающе предложил чей-то голос, и Дёмушкин, приподняв панаму, оглядел собеседника. Глянь, до чего крутой мужик! Нас здесь пятеро, ещё полтора десятка лбов по заставе шляются, все до одного - бородатые, а этот "голопузый" поговорить предлагает...
Встал Рябцев, вытянувшись во все свои 185 см, и, смерив новичка хмурым взглядом, почти дипломатично поинтересовался:
– Охренел, пехота?
– Тихо, Саня...
– поднялся Дёмушкин и, потянувшись, сообщил насмешливо: - Этот товарищ ко мне...
– А чё он?..
– Кончай...
– оборвал Дёмушкин и, обернувшись к подошедшему, предложил: - Отойдём, наверно...
...Если не считать жару и надоедливых мух, то местечко за бэтром было вполне уютным, надёжно прикрытым от любопытных глаз и ушей.
– Ну что, щегол, узнал?
– мастерски выплюнутый окурок упал под ноги Дёмушкина.
– Обязательно...
– заверил Дёмушкин, растирая окурок носком кроссовки.
– Что дальше?..
– Должок за тобой. Табуретку помнишь?..