Дождь в лицо
Шрифт:
Александр Мирер
Дождь в лицо
I
– - Крокодилы!
– - оглушительно заорал попугай.
Андрей повернулся на левый бок и посмотрел вниз, туда, где полагается быть ночным туфлям. Между прутьями настила была видна вода -- цвета хорошего крепкого кофе. За ночь вода поднялась еще на несколько сантиметров.
Оставались последние секунды ночного отдыха. Он вытянулся в мешке и закрыл глаза. Примус шипел за палаткой, и через клапан проникал запах керосиновой гари, а от Аленкиного мешка пахло Аленкой. Счастливые
– - Эй, просыпайся!
Через краешек сна он услышал сразу ее голос, и отдаленный шум джунглей, и шорох и скрипы Большого Клуба, и совсем еще сонный, полез из мешка и натянул болотные сапоги. Настил, сплетенный из тонких лиан, провис к середине и почти не пружинил под ногами. "Давно пора сплести новый, -подумал Андрей. Сегодня я натащу лиан".
Он знал, что все равно не сделает этого ни сегодня, ни завтра, и вспомнил, как в Новосибирске директор спал в кабинете на старой кровати с рваной сеткой, а когда ее заменили, устроил страшный скандал, и кричал: "Где моя яма?"
Посмеиваясь потихоньку, он оделся, спустился в воду -- шесть ступеней, -- и посмотрел на сапоги. Вода дошла до наколенников. Поднимается.
– - Неважные дела. Надо бы к черту взорвать эти бревна. Запруду. Там полно крокодилов, -- сказала Аленка сверху.
– - Разгоним, -- ответил Андрей. Он шел под палаткой, ощупывая дно ногами. Палатка стояла на четырех столбах, провисший настил был похож на днище огромной корзины. Прежде чем выбраться на мостки, он посмотрел в сторону деревни. Он смотрел каждое утро, и ничего не видел -- только лес. Ни дымка, ни отблеска очага...
Примус шумел что было мочи, Аленка осторожно накачивала его хромированное чрево. Синие огни прыгали под полированным кофейником, на очаге лежали вычищенные миски, и Аленка сидела деловитая, чистенькая, как на пикнике -- ловкие бриджи, свежая ковбойка, светлые волосы причесаны с педантичной аккуратностью.
– - Как спалось?
– - спросил Андрей.
– - Ты что-то говорил? Ничего не слышно. Как в метро. Кстати, что ты вчера говорил о дисках, когда возвращался? В лодке?
Андрей открыл рот и несколько секунд так и стоял, соображая.
– - Тебя же не было в лодке... Как ты узнала, что я сам с собой говорил?
– - Всю жизнь мне не верят, что я читаю мысли, -- сказала Аленка, отмеряя кофе десертной ложкой.
– - И ты тоже, никто мне не верит. Лентяи все недоверчивые, хоть пистолет бы почистил.
– - Он в палатке, -- машинально сказал Андрей.
– - Ты ведь сам говорил, что он осекается.
– - Почищу после завтрака.
– - Возьми, лентяй, -- она просунула руку в клапан, и достала тяжелый пистолет. В левой руке она держала ложку с кофе.
– - Все равно не буду, -- сказал Андрей, расстегивая кобуру. Он разложил детали на промасленной тряпке, и, гоняя шомпол в стволе, соображал, как бы к Алене подступиться. Если
Он собрал пистолет, вложил обойму, и заправил в ствол восьмой патрон. Пистолет поймал солнце, -- багровый край, беспощадно встающий над черной водой, среди черных стволов. В чаще ухнула обезьяна-ревун.
– - Готово, -- сказала Аленка.
– - И это не первый раз?
– - спросил Андрей, принимая у нее миску.
– - Говорю тебе -- всю жизнь.
Помолчали.
– - Это фокусы Большого Клуба, -- неожиданно сказала Аленка.
– - Он же совсем рядом.
– - Может быть. А часто это бывает? И как ты это слышишь?
– - Я веду дневник, -- сказала Аленка.
– - По всем правилам, уже пятнадцать дней. Иногда я слышу тебя оттуда. Как будто ты говоришь за моей спиной, а не возишься у Клуба или в термитниках. В дневнике все записано.
– - Брось, -- сказал Андрей.
– - Оттуда добрый километр.
– - Он положил Ложку и смотрел на Аленку сквозь темные очки.
– - И ты все время молчала?
– - Тебе этого не понять. Ешь кашу. Ты ужасный трепач, "только и всего".
– - Покажи дневник.
– - Вечером, вечером. Солнце уже встало.
– - Нет, это невозможно! Какие-то детские фокусы, -- Андрей бросил миску и встал с ложкой в руке.
– - Каша остынет, -- кротко сказала Алена.
– - Какая каша?
– - завопил Андрей.
– - Ты понимаешь, что надо ставить строгий эксперимент?
– - "Строгий заяц на дороге, подпоясанный ломом", -- тонким голосом пропела Алена.
– - Эксперимент достаточно строгий. Ешь кашу.
– - Хорошо. Я доем эту кашу.
– - Вот и молодец. "И кому какое дело, может волка стережет!"
– - Аленка!
– - Я же слушаю твои магнитофонные заметки. Слово в слово с моим дневником. Понял? И все. Пей кофе, и пойдем.
Комбинезоны висели на растяжке. Андрей молча влез в комбинезон, застегнул "молнию", молча нацепил снаряжение: кинокамеру, термос, запасная батарея, фотоаппарат по кличке "Фотий", ультразвуковой комбайн, набор боксов, инструменты. Магнитофон. Теперь все. Он натянул назатыльник, заклеенный в воротник комбинезона, и надел шлем. Плексигласовое забрало висело над его мокрым лицом, как прозрачное корытце.
– - Включи вентилятор, ужасный ты человек, -- сказала Аленка.
– - На тебя страшно смотреть. И возьми пистолет.
Под комбайном зашипел воздух, продираясь через густую никелевую сетку, и вентилятор заныл, как москит.
– - Родные звуки, -- сказала Аленка.
– - Я тоже пойду, после посуды.
– - Мы же договорились. Я иду к Клубу.
– - Андрейка, они мне ничего не сделают. Я знаю слово. Ну, один разок сходим вдвоем.
– - Не дурачься. Клуб начнет нервничать и пропадет рабочий день. У тебя хватает работы. Сиди и слушай.