Дождь в наших сердцах

Грей Кристи

— Я не могу… — судорожно говорю я.

— Родная, ещё раз, повторяй за мной.

Это длилось минут пять. Не знаю, как ему не надоело. Не знаю, как он терпит меня. Я боюсь, что однажды и Аарон покинет меня. И от этой мысли меня накрывает ещё сильнее. Родригес снова собирается что-то сказать, как-то успокоить, но я отдёргиваю его руку, отталкиваю его от себя и выхожу в коридор. Я поеду прямо так: в пижаме, с косой, зарёванной.

Аарон следует за мной, спускается по ступенькам, стараясь нагнать меня. В последний момент, когда парень выходил из квартиры,

он захватил мою куртку и закрыл дверь. А потом, догнав, накинул куртку на меня. Уверена, что с его губ хотелось сорваться какое-то замечание, но он просто сдерживал себя. Аарон понимал, что сейчас мне хуже всего.

Но он снова будет рядом, чтобы присмотреть за мной, чтобы я не погубила себя.

Я сажусь на переднее сидение, захлопываю за собой дверь и нервно грызу ногти, жду пока машина тронется с места. Каждую минуту шмыгаю носом и сжимаю рукава ночной сорочки. Я так боюсь опоздать. Что, если я не увижу в последний раз бабушку? Что будет тогда?

Сколько лет я буду винить себя за этот проступок?

— Аарон, быстрее!

— Лаура, я еду так быстро, насколько это возможно, — спокойно отвечает парень, не реагируя на мои психи.

В нём сталь. На его месте я бы уже давным-давно заткнула бы себя, но он терпит. Я поблагодарю его за это позже.

Мне так хотелось верить, что не может ничего случится накануне Нового года. Но случилось самое худшее.

Больница, в которой лежала бабушка, находилась в тридцати минутах езды. Но мы доехали за пятнадцать. Аарон не успевал за мной. Я бежала от машины до клиники так быстро, что меня едва держали ноги. Но на ресепшене я увидела стоящую тётю, которая уже что-то узнавала. Несусь к ней галопом, задевая кого-то или что-то плечом — совершенно ничего не замечаю.

— Где она?!

— Лаура, в триста пятой палате. Но сейчас к ней нельзя.

И тогда моё сердце обрушилось вниз и разбилось с громким треском. Я опоздала?

— Почему?

Я боялась услышать, что её уже нет в живых.

— Ей ставят капельницу. В ней стараются поддерживать жизнь. Но показатели слишком слабые, говорят, что она уже три дня отказывается от еды и в последние часы ей стало хуже. Врачи говорят, что осталось несколько часов, — её губы дрожат, тётя хватает мои руки и сжимает их, стараясь показать мне, что я не одна.

Но всё вокруг опять исчезает, и мне кажется, что я совершенно одна. Что у меня больше нет никого в этом мире. А потом сзади подходит Аарон и разворачивает меня к себе, прислоняя мою голову к своей груди. Я обвиваю его тело руками и мочу его футболку. Только сейчас замечаю, что он тоже в пижаме. Из-за моей истерики и спешки, мы не переоделись.

Парень усаживает меня на диван и садится рядом. Кладет мою голову себе на колени и просто гладит по волосам.

— Мне очень жаль, Лаура.

Я закрываю глаза и позволяю новым слезам выйти из меня, но пальцы Аарона ловко их ловят, стирают по моей щеке и возвращаются к волосам.

— Почему так происходит, Аарон? — кажется, я впервые заговорила с ним сегодня без крика. — Почему я теряю всех родных?

— Я не знаю ответа на этот

вопрос, родная. Но я обещаю, что меня ты никогда не потеряешь. Я всегда буду с тобой, чтобы не произошло.

И я знаю это, точнее, хочу в это верить. Было так много случаев, после которых Аарон мог меня бросить, но он этого не делал. Несмотря ни на что, он всегда остаётся со мной, всегда остаётся на моей стороне. Он всегда рядом, чтобы протянуть руку помощи и вытащить меня из любой ситуации.

— Пожалуйста, никогда не бросай меня, — моя просьба звучит настолько отчаянно, что даже жалко.

— Я уже говорил, моя маленькая девочка, что никогда тебя не брошу. Ни при каких обстоятельствах.

И мне становится на один процент легче. А потом, вспоминая о бабушке, снова разрушаюсь.

Не знаю, сколько времени я лежала на коленях Аарона, наблюдая за тем, как тётя носится с одного угла в другой, выжидая лечащего врача бабушки. Ночью в больнице еще страшнее, на меня так сильно давят все эти мрачно-белые стены, что разболелась голова — или она разболелась от моих рыданий.

Кроме нас сейчас в клинике находилось ещё четверо людей. Один из них был мальчик лет пяти, который привлёк моё внимание. Мне всегда давалось с трудом смотреть на детские слёзы.

Всё ещё лежа на коленях своего парня и чувствуя его огромную поддержку, я наблюдала за мальчиком. И удивительно, но, отвлёкшись от своей проблемы, я перестала плакать. Я в любом случае должна была перестать плакать, потому что бабушка точно не хотела бы видеть моих страданий.

Поднявшись с колен Аарона, я села на диван, стараясь унять головокружение.

Всё ещё смотрю на плачущего мальчика, который бродит по вестибюлю. А потом он останавливается у автомата со сладостями. Оборачивается на родителей, которые, кажется, уснули. У них в планах точно не было вести ребёнка поздно ночью в клинику, поэтому не удивительно, что они устали.

И я решаюсь подойти к нему.

— Ты куда? — держа меня за руку, спрашивает блондин.

— Отойду ненадолго.

Он ничего не отвечает, но чувствую, как провожает меня взглядом.

Медленным шагом я подхожу к ребёнку, который всё так же с заинтересованностью рассматривает что-то новое для него. Мальчик вздрагивает, когда слышит мои шаги сзади. На моё вялое лицо натягивается улыбка, и я чуть сгибаюсь в коленях, чтобы быть с ним на одном уровне.

— Привет.

— Привет, — недоверчиво отвечает он, рассматривая меня с опаской.

— Я Лаура, — протягиваю ему руку. Мальчик недолго смотрит на неё, словно обдумывая, можно ли мне доверять.

— А я Карл, — и всё же пожимает.

— Как ты сюда попал?

— В животе появилась очень острая боль, прямо посреди ночи. Дома таблетки не помогают, родители повезли меня сюда. Но врачи все заняты, поэтому мы ждем… А ты?

Я подхожу к автомату, чтобы достать оттуда какую-то сладость, на которую так долго смотрел малыш. Найдя в кармане пижамных штанов мелочь, которую когда-то туда закинула в спешке, я засовываю её в автомат и, пока сладость двигается к нам, отвечаю: