Дождь Забвения
Шрифт:
– Возможно, – улыбнулся Тунгуска. – Чтобы утешить себя, много времени не нужно.
– Не уверена, что я тебе позавидую, – произнесла Ожье.
– А чему тут завидовать? Я мог бы прервать связь между моими невральными машинами и корпусными датчиками, но едва ли хватит духу. – Он вдруг с тревогой посмотрел на дисплей.
– Проблемы? – спросила Ожье.
– В пределах ожидаемого, – пробормотал он. – Телеметрия всех ракет заглохла полностью.
– Им что, конец? – осведомился Флойд.
– Нет. Просто данные, которые они пытаются послать нам, не достигают адресата. И наши сигналы не проходят к ним. Думаю, ракеты переключились на автономный режим.
– Как ни крути, лучше знать, где они и чем занимаются, – проговорил Флойд.
– Это верно, – согласился Тунгуска.
Затем он положил свою ладонь поверх сцепленных рук Ожье и Флойда, и все трое умолкли, дожидаясь, когда что-нибудь произойдет – или перестанет происходить.
Но как раз тишины Ожье не хотела ничуть. Тишина оставляет пустоту в голове, и туда обязательно пролезут мысли, только и дожидающиеся, когда ты останешься наедине с ними. Ожье хотела нормального человеческого общения: разговора о пустяках, шуток, сплетен. И ненавидела мысли о сокрушительной волне испепеляющего света, возможно прямо сейчас летящей к ним быстрее, чем любой сигнал, способный предупредить о ней. Быстрее любой вести об успехе. Давно ли стартовали ракеты? Минуты назад? Или часы? Всякое чувство времени исчезло без следа. А когда Ожье попыталась заговорить, слова показались пустыми, нелепыми, неуместными. Когда жизнь вот-вот закончится в одно яростное мгновение, невозможно найти сообразные ему слова. Лучше уж молчать. В молчании есть горделивое достоинство.
Она посмотрела на мужчин и поняла, что каждый самостоятельно пришел к таким же мыслям. И, будто читая в умах друг у друга, все трое крепче взялись за руки.
Внезапно на дисплей выскочило сообщение. На мгновение в мозгу Ожье вспыхнуло: все, ракета нашла цель. А в другое мгновение родилась мысль: корабль заметил приближающуюся огненную смерть…
Но голоса в голове запоздало пояснили: нет никакой огненной смерти, происходит нечто другое.
Секунда, щелчок перевозбужденного сознания – и понимание: корабль выполняет крутой маневр уклонения. Ожье успела почувствовать, как тяжелеет тело, как опасно ее клонит в сторону, – и платье превратилось в защитный кокон, а вся обстановка рубки – в амортизирующую оболочку.
Затем был жуткий момент, когда корабельная техника пропихнула в горло Ожье дыхательный аппарат.
Она успела подумать, что не так уж неприятно, когда тебя приводят в беспомощное состояние.
Тихо отключилось сознание.
Затем в мозг просочилась информация. Машины Кассандры общались с машинами Тунгуски и с кораблем.
Оказывается, одна из выпущенных ракет нацелилась на родной корабль. Странные пространственные свойства тоннеля запутали навигационную систему оружия, а снующие во все стороны отражения посланных сигналов заглушили сигналы корабля, означающие, что перед ракетой свой, а не чужой. Уже не осталось времени нацелить пучковое оружие. Корабль изменил себя, изогнулся, пропуская ракету в самый последний момент, как опытный дуэлянт, избегающий смертельного укола. Когда та проскользнула в тоннель за кораблем, команда самодетонации, грызшая крошечный мозг оружия, сработала на полную мощность.
Взрыв исказил локальную геометрию тоннеля, во все стороны побежали волны сжатия и разрежения. Отразившись от стен, на корабль хлынул поток гамма-квантов, пронизывающих и броню стен, и мягкую плоть экипажа.
Ощущая опасность, корабль не выпустил людей из защитных амортизирующих оболочек, притом отчаянно, всеми доступными сенсорами и локаторами стараясь заглянуть вперед, ухватить хотя бы клочок информации о состоянии тоннеля. Эхо разрыва полностью ослепило акустический локатор, по крайней мере на время. Корабль переключился на вспомогательные системы, которыми никогда бы не воспользовался в обычном полете: нейтринные лазеры, широкополосные электромагнитные излучатели просигналили в яркую разверстую пасть гиперпрохода.
И обнаружили еще две ракеты, летящие навстречу, ищущие цель.
Сигналы самодетонации включились на полную мощность. Изготовившееся к стрельбе пучковое оружие поймало цели – на случай, если команды не подействуют.
На первую подействовало – она вспыхнула разрывом, чья зона поражения была искусственно уменьшена предохранителями ракеты. Но вторая приказ проигнорировала и лишь ускорилась, выходя на убийственную финальную прямую. Корабль дернулся, изогнулся, деформировался до пределов прочности. В мозгу Ожье завопили голоса, донося о необратимых повреждениях. Судно еще могло выдержать урон, но ресурс восстановления был невелик.
Пучковые пушки резко развернулись и успели поймать шальную ракету. Пораженная, она сдетонировала в двух километрах. Предохранители не сработали, и получился полномасштабный взрыв.
Корабль влетел в огненный шар и завыл, корчась в кибернетической агонии.
Затем все стихло.
А у Ожье родилось невнятное подозрение. Не успело оно оформиться в связную мысль, как Тунгуска подтвердил:
– Да, мы выпустили шесть ракет. Три вернулись, три еще в пути.
В голове молниеносно сформулировался вопрос. Интересно, это мысли ее, Ожье, или подсказывает Кассандра?
– Сколько еще близких разрывов мы сможем выдержать?
– Ни одного.
В течение следующих пяти минут вернулись две ракеты. Первая чуть ковыляла, поврежденная ударом о стену. Пушки взяли ее на прицел на пределе досягаемости, в шестидесяти километрах, и расстреляли.
Вторая поддалась команде на самоуничтожение, слабо пыхнув и причинив лишь незначительные повреждения.
– Одна еще летит, – заключил Тунгуска.
– Похоже, напрасно вы их запустили, – сухо произнесла Ожье.
– Других идей у нас не было, – флегматично ответил Тунгуска.
Через десять мучительных минут явилась шестая ракета, идущая на высокой скорости по траектории перехвата. Она и не думала подчиняться команде самоуничтожения, хотя находилась уже очень близко. Пучковые пушки располосовали ей корпус, но боеголовка не взорвалась. Ракета развернулась почти на месте и под прямым углом воткнулась в оболочку тоннеля. Хоть и полуослепшие, акустические локаторы смогли проследить, как она продирается сквозь спрессованный слой пространства-времени. В глубине его она взорвалась, и всю стену выпучило наружу.
– Номер шестой, – резюмировала Ожье. – И последний. Пронесло.
– Нет, – возразил Тунгуска. – По крайней мере, нельзя быть уверенным. Последняя… была не наша.
– Но ты же выпустил шесть?
– А вернулось пять. Последняя – подарок от Ниагары. Он дает понять, что знает: мы идем по пятам.
Ко времени выхода из портала автоматические ремонтные системы исправили худшие из полученных в тоннеле повреждений. Кое-что нельзя было починить без посторонней помощи, но такой ремонт мог подождать до возвращения в Полисы. А пока корабль был готов продолжать погоню, хотя его эффективность как боевой машины снизилась.