Дожди над Россией
Шрифт:
Проволокой чуть прижал её к ободу. Да разве то дело? Всё равно моя коза [67] хромает. Вдобавку проволока бьёт вилку с такой злостью – вечный лязг стоит в голове.
В громе ползу я черепашкой. Как наезжает переднее колесо на проволоку, велик всякий раз подпрыгивает и тут же приседает. Левой – я левша – правлю, в правой на отвесе сумка с мацоней.
– Вы передвижное похоронное бюро? – язвительно допытывается незнакомый дряхлый мужичонка при старости лет, одни усы торчат.
67
Коза –
– Откуда вы взяли?
– Мне в бюро надо… Я подумал, вы телепат и поехали мне навстречу.
– А в ад не надо?
– Я там всю жизнь был… В аду такой же зубовный скрежет, как и от вашего веселопеда. Поверьте моим сединам… Нет… – он снял кепку, – сединам не верьте… я гол, как топор… Поверьте моему песку… Сыплется, сыплется с меня… Насобирал целый кисет… Отлетевшие деньки мои. – Он достал из кармана тугой кисет, сронил в лунку ладони несколько песчинок. – Какие крупные… Вот такими кусками отваливается жизнь от меня…
Мне стало жалко стареника, пускай он и примерещился.
Узкая, вертлявая наша совхозная каменка, усеянная пустыми блюдцами выбоин, круто изогнулась и выехала на асфальт.
Юрка воткнул руки в брюки, пожёг вихрем. Пижон! Чего хвастаться? Не будь у меня сумки, разве б я не поехал без рук?
«Не поехал бы», – говорю себе, вспомнив про хроменькое перебинтованное проволокой переднее колесо.
На подступах к рынку Юрка на лету выхватил у меня проклятуху сумку.
Фу, гора с плеч!
Я остановился.
Не слезая с велосипеда, опустил ноги и сплыл на багажник, лёг щекой на сиденье. Задеревенелые руки вальнулись в роздыхе к земле.
– Гдэ, f,f, [68] твоя билэт? – набычился в воротах на Юрку небритый кругломордый хачапур с двумя повязками на рукаве. Видимо, это должно было означать, что он очень строгий контролёр.
Однако наш проверяльщик с утреца впаял основательный градус. Нанёс сокрушительный удар по бессмысленному существованию. Теперь изо всех сил старался удержаться на ногах.
68
F, f (аба) – ну.
– Э!.. Какая билэт! – гортанно рыкнул Юраня и не забыл при этом оскорблённо вскинуть руку. Работать под сынов Кавказа он великий дока. – Эта, – взгляд на сумку, – ужэ купи. Эщо надо купи! И на это надо твоя билэта? Чито предложишь, дорогой?
– Чёрт… бабушку! – Хачапур моргнул разом обоими глазами. – Иды, – ватно качнулся в сторону базарного ералаша. – Покупай эщо чито хочэшь, rfwj! [69]
– Так бы и давно, – тихо, только мне говорит Юрец, проходя в ворота. – Мы обштопывали тут клизмоида и с тремя повязочками! Где это видано? Своё продать и за это плати?!
69
R f w j ((кацо) –
К молочницам подтираться рискованно. А ну нарвёшься там на контролёра позлей, чем в воротах?
– Жди! – Юрец с пристуком водрузил сумку на недостроенную, по пояс, стену, у ног которой толокся суматошливый приток речонишки Бжужи. – Смирно жди. В темпе торганём!
Он напару с великом побрёл наискосок к молочному ряду под дощатым навесом в дырках, стал простодушно-нагловато заглядывать покупателям в лица.
– Дэв'yшка! Ай как Ви хороши! Эсли я эщо один минут буду посмотрет, я потерай свой единствени голов. Энти красиви, – тычет в меня, – ужэ потерал!
Эту его дичь красивка вежливо снесла. Даже улыбнулась:
– Бедненький…
– Да нэт, богатенький, – подпустил пару болтушок. – Свой машина! Четыре банка мацони!
– Состояние Ротшильда!
– Не теряйтесь. Спешите приобрести!.. Идёмте… Рекомен-дую… Пожалста… Это, – кивнул на мой велик, – машина. Это, – приоткрыл сумку, – его ненаглядная мацонька. А это, – тронул меня за локоть, – пардон, они сами будут. Не смотрите на шишку на лбу. Голова на глазах от ума растёт.
Я стоял как истукан.
Боялся дохнуть при городской девушке.
– Изобрази цыпе детали! – шепнул мне Юрка.
Я снял с одной баночки подвязку, шатнул.
Молоко не плеснулось, держалось молодцом.
– Круто сидит мацонька! – сыпнул радости Юрка. – У нас без обманок! Мы не шильники какие…
У меня прорезалась потребность удивить чем-нибудь ещё и я невесть к чему перевернул банку над речкой. Держится мацоня крепко, будто замороженная! Царский пилотаж!
– Не мацонька – цирк! – шумнул Юрка девушке. – Видите?! Видите?!!
– Вижу, – бархатно прощебетала она.
То ли голосок мне показался её неуверенным, то ли форс дёрнул меня за руку – я резко встряхнул банку.
Ликование на девичьем лице потонуло в досаде: всё из банки пало в речку.
– Вот это ци-ирк! – обомлело присвистнул Юраха. – Целых две буханки шваркнуть?.. Затонула мацонька при исполнении служебных обязанностей…
– Плакали денежки! – горько всплеснула руками проходившая мимо старушка в чёрном.
Я растерялся. Не знал, что и подумать. Что я теперь скажу матери? Как объясню, куда делась пятёрка? Затонула? Са-ам утопил…
Насильно улыбнулась розочка:
– Не горюйте, мальчики. Я плач'y за все четыре.
Пятёрки веером раздвинулись у неё в руке.
Я взял три штуки.
– Берите и эту.
– А за что?
– За рекламу. Вы же мне рекламировали? Виновата я. Прошу… Неужели не знаете правил приличия? Ни в чём не перечь женщине!
– А разве есть правила без исключений?
Сердитые бледные пальцы разбежались в стороны, и синяя бумажка обречённо спикировала в воду.
Смуглянка крутнулась, гневно застучала от нас каблуч- ками.