Шрифт:
Киноповести и сказки для взрослых
Доживем до понедельника
Киноповесть о трех днях в одной школе
Булат Окуджава
Четверг
Может быть, мы не заметили ту осень, которую любил Пушкин. Допустим, из-за ее застенчивой краткости в этом году.
А можно сказать категоричнее: такой осени не заслужили мы, вот Москва и не видела ее. Теперь уж не увидим – сразу, наверное, к «белым мухам» перейдем.
Факт налицо: не та осень! Всего лишь «облачная погода без прояснений», не более.
Только к утру перестал дождь.
Во дворе у серого четырехэтажного здания школы безлюдно – мокрые деревья да птичий крик…
Выбежали из этого здания два пацана без пальто. Поеживаясь и оглядываясь, закурили. Выступ небольшой каменной лестницы загораживает их от ветра и от возможных наблюдателей, но только с одной стороны.
А с противоположной – как раз идет человек. В очках. Сосредоточен на том, куда поставить ногу, чтобы не увязнуть в глине. В углу его рта – незажженная сигарета.
Мальчики нырнули обратно в помещение.
– Как думаешь, видел? – спросил один, щуплый, с мышиными зубками. Второй пожал плечами.
Потом тот человек вошел в вестибюль.
– Здрасте, Илья Семеныч, – сказали оба мальчугана. Щуплый счел нужным объяснить их отсутствие на уроке:
– Нас за нянечкой послали, а ее нету…
– А спички есть? – спросил мужчина, вытирая ноги.
– Спички? Не… Мы же не курим.
Мужчина прошел в учительскую раздевалку.
– Надо было дать, – сказал второй мальчишка. – Он нормально спросил, как человек.
Щуплый со знанием жизни возразил:
– А кто его знает? С одной стороны – человек, с другой стороны – учитель… Пошли.
Под потолком летает обезумевшая, взъерошенная ворона. От воплей, от протянутых к ней рук, от ужаса перед облавой она мечется, ударяясь о плафоны, тяжко машет старыми крыльями, пробует закрепиться на выступе классной доски, роняя перья… Там до нее легко дотянуться, и она перебирается выше, на портрет Ломоносова.
Молоденькая учительница английского языка ошеломлена и напугана ужасно. Сорвали урок!.. Совсем озверели от восторга, их теперь не унять, не перекричать… Весь авторитет – коту под хвост! Ее предупреждали: как начнешь – так и сложится на годы вперед… Проблема № 1 – правильно поставить себя, заявить определенный стиль отношений… Вот она и заявила!
– Швабру тащи, швабру!
–
– Черевичкина, ты всегда завтраки таскаешь, давай сюда хлеб!
– Станет она есть, жди! Сперва пусть очухается!
– Наталья Сергеевна, а как по-английски ворона?
– Вспомнил про английский! Вот спасибо…
– Ну как, Наталья Сергеевна?
– A crow.
– Эй, кр-роу, крроу, кррроу!!!
– Тряпкой надо в нее! Дежурный, где тряпка?
– «Какие перышки! Какой носок! И верно, ангельский…»
– Ну знаешь классику, знаешь! Братцы, под лестницей белила стоят. Искупаем ее?
– Сдохнет.
– Крроу, крроу!
И все это выкрикивается почти одновременно, и в глазах Натальи Сергеевны рябит от этих вдохновенно-хулиганских, вспотевших, хохочущих лиц! Вот уже кто-то приволок швабру, отнимают ее друг у друга… Ворона сжимается, пятится, закрывая глаза…
– Хватит! Не смейте ее пугать, она живая! – вдруг кричит Наталья Сергеевна, которая другие совсем слова готовила: про потерянный человеческий облик, про вызов родителей, про строжайшие меры… У переростка Сыромятникова она силой отбирает швабру, сует ее девчонке:
– Дикари вы, да? Рита, унеси швабру!
Потом она встала на стул и в наступившей тишине потянулась к вороне:
– Не бойся, глупенькая. Ничего мы тебе не сделаем…
Восхищенно переглядываются ребята: новая англичаночка у них, оказывается, – что надо!
Одному из ребят возня с вороной наскучила. Это Генка Шестопал, парень с темными недобродушными глазами, с драмой короткого роста, со скандальной – заметим к слову – репутацией. Китель расстегнут, руки в карманах, движения какие-то нервно-пружинистые. Он вышел в пустой коридор вслед за девчонкой, которая вынесла туда швабру.
– Что бу-удет!.. – весело ужасаясь, сказала ему девочка про всю эту кутерьму.
Она была тоненькая, светлая, зеленоглазая, ее звали Рита Черкасова.
– А что будет? – меланхолически спросил Генка. – Будут метать икру, только и всего…
– А кто это сделал-то? Я и не заметила, откуда она вылетела.
– А зря. – Генка открыто разглядывал Риту. Другим девчонкам не под силу соперничать с ней, и она это знает, оттого и ведет себя с тем королевским достоинством, которому не приходится кричать о себе: имеющий глаза увидит и так…
– Зря не заметила. Ты член бюро, с тебя будут спрашивать…
Она дунула небрежно вверх, прогоняя падающую на глаза прядь волос, и хотела вернуться в класс, но Генка привалился спиной к двери.
– «Что за женщина, – тихонько пропел он, – увижу и неме-е-ею… Оттого-то, понимаешь, не гляжу…»
– Пусти, ну!
– Если это дело будет разбираться в верхах, – проговорил Генка бесстрастно, – можешь сказать, что ворону принес я.
– Ты?! Очень мило с твоей стороны, – поразилась она. – Я жутко запустила английский, два раза отказывалась, а сегодня погорела бы точно.