Доживем до января (сборник)
Шрифт:
Сталкер плохо понимал, что происходит, в голове не было ни одной мысли лишь боль и страх. Вскинув автомат, который, казалось, жег кожу ладоней, Художник нацелил оружие в единственного человека, который ему был дорог. За ним он и пошел в Зону, ради него и предпринял эту безрассудную и опасную вылазку. Все было кончено.
Художник не помнил, как нажал на спусковой крючок, он осознал это лишь когда почувствовал привычную отдачу в плечо, но автомат вдруг резко повело в сторону. Удар был не сильным, но сталкер сейчас был в таком состоянии, что даже легкий толчок обладал для него чудовищной силой. Он выпустил оружие из рук и почувствовал боль, сковавшую все тело. Разум сталкера просто не выдержал,
— Идиот! Тебе же говорили… тебе повезло, что я держу слово, данное твоему брату…
4 Помню… верю… жду встречи…
Художник содрогнулся всем телом и открыл глаза. Казалось, что боль проникла в каждую клеточку его тела, и вытерпеть подобное было просто невозможно. Осторожно подняв голову, сталкер внимательно осмотрелся по сторонам, не понимая, где он находится. Все было таким знакомым, но… это невероятно!
— Да, знатно вы ребятки вчера покутили! Неплохо Рождество отметили! — раздался бас над самым ухом, заставляющий Художника поморщиться. — Я тебя уже дважды пытался растолкать, но бесполезно! Почти все уже разбрелись по берлогам, а ты…
Сталкер повернулся к своему собеседнику, с трудом узнавая в нем бармена из бара «Сто рентген». Голова шла кругом. Как Художник не старался, он не мог сопоставить то, что произошло с ним в деревне, с тем, как он вдруг очутился в баре. Это не было сном и не могло просто привидеться, но объяснить случившиеся, он был не в силах. По крайне мере, пока…
— Художник, ты какой-то странный? Отравился, что ли? — все не унимался бармен. — Может тебе налить чуток, чтобы собраться с мыслями, а? Только учти — халява закончилась, так что за счет заведения больше не…
— Наливай уже, — отмахнулся сталкер, готовый продать душу Дьяволу, лишь бы его надоедливый собеседник наконец заткнулся.
— Во дела! — бармен схватил Художника за правое запястье, внимательно разглядывая перебинтованную руку. — И где это ты уже успел?
Сталкер промычал что-то неопределенное в ответ, но бармен почему-то отстал, ну или по крайне мере решил повременить с расспросами.
«Рука… это не могло быть сном. Значит, все случилось на самом деле… Филин, деревня, моя неудачная попытка вернуться…» — Художник с рассеянным видом осторожно поднялся и направился к выходу.
— Эй, эй, постой, а выпивка? — прокричал бармен, явно намериваясь остановить ускользавшего клиента.
Даже не пытаясь ничего возразить, Художник остановился и осторожно расстегнул куртку, намереваясь достать те немногие деньги, что у него еще остались. Больше всего на свете ему хотелось попасть на свежий воздух, а потом… найти какое-нибудь необитаемое, давно заброшенное место, где можно было собраться с мыслями.
Сталкер нисколько не удивился, когда из внутреннего кармана прямо в руки выпал огромный прямоугольный пакет. По коже пробежали мурашки.
«Возможно, еще не все потеряно…» — промелькнула в голове Художника спасительная мысль, за которую хотелось ухватиться как за спасительную соломинку. Нечеткий призрак того, что все еще будет хорошо, вдруг стал обретать материальность.
Резко развернувшись, Художник вернулся в зал и помахал пакетом перед лицом бармена.
— У меня послание для Шмеля. От Филина, — зачем-то уточнил сталкер, хотя, брат об этом и не говорил.
Приветливая улыбка на лице хозяина заведения испарилась без следа, уступив место удивлению.
— Он за дальним столиком. Там, в углу, — бармен кивнул куда-то вглубь помещения. В блестящих
Художник осторожно прошел мимо полупустующих столиков и остановился около неприметного мужчины, одетого в серый сталкерский комбинезон с надвинутым на глаза капюшоном.
— У меня для тебя послание, — сталкер положил пакет на стол перед человеком, от которого сейчас зависела жизнь десятков людей.
— Что ж, значит случилось худшее, — сухо произнес Шмель, быстро вскрывая пакет и вытаскивая из него несколько листов, испещренных мелким почерком. Просмотрев полученные данные, он лишь неопределенно кивнул головой. — Я все сделаю, как он просит, но… Надеюсь, Филин понимает, что он делает. Ты же его брат, верно? Прими мои соболезнования. Я думаю, он был счастлив, что вы все же встретились.
— Подожди, но когда начнется операция?
— В самое ближайшее время. Больше я тебе ничего не могу сказать.
— Но когда я его увижу?
— Кого? — недоуменный Шмель вскинул голову так резко, что чуть было не скинул капюшон. — Ты Филина имеешь ввиду?
Художник молчал. Почему-то он не смог произнести ни слова. Вместо этого сталкер лишь кивнул головой.
— По-моему ты что-то не понимаешь, — Шмель вновь просмотрел полученные листы и отделил самый последний. — Вот, кажется, это тебе… И извини, если что-то не так…
Странный сталкер поднялся и поспешил удалиться. А Художник все так же стоял рядом со столом и не сводил глаз с помятого листка бумаги. Это был детский рисунок, который вряд ли мог сказать что-то сталкеру — юный художник с явным старанием как смог изобразил огромную новогоднюю елку и четырех людей, водивших вокруг нее хоровод. Наверное, ребенок изобразил свою семью — в непропорциональных высоких человечках угадывались мужчина и женщина. Мама и папа. Рядом с ними, наверное, юный художник изобразил себя и своего брата или сестренку. К сожалению, рисунок был настолько испорчен, что разобрать что-то еще было невозможно. Но почему-то сталкер был уверен, что два маленьких радостных державшихся друг за друга человечка являются непременно братьями.
В углу листа, прямо поверх рисунка, была надпись, и ее автор был явно намного старше юного автора. Этот почерк Художник не мог не узнать. И сейчас, вновь и вновь пробегая глазами по этим нескольким строчкам, сталкер чувствовал, как сердце переполняется тоской и болью. Он знал, что теперь подобные чувства навсегда останутся с ним, они заняли то место в его душе, где совсем недавно была любовь и надежда, порой сменяющаяся зияющей пустотой.
«Олег, я сразу хочу извиниться за то, что в очередной раз обманул тебя. Ложь во благо… не знаю, может ли это оправдать меня в твоих глазах. За последнее время я принес тебе слишком много боли и страдания. Прости меня. Я пишу эти строки, пока ты лежишь тут без сознания, совсем рядом. Я не могу сказать это тебе… я не могу даже написать тебе об этом! Знай лишь, что как только ты передашь бумаги нужному человеку, наши мучения прекратятся. Шмель… Мы ходили с ним в совместные рейды, когда тебя еще не было в Зоне, и вот теперь я вынужден просить его об услуге, за которую не смогу ничем отплатить… Я всегда советовался с ним, и моя последняя вылазка в северную Зону не стала исключением. Шмель знает не намного больше твоего, но он обладает необходимыми связями, чтобы реализовать задуманное. А главное, он сможет сделать то, чего ты никогда не простишь мне. По-другому просто и не могло быть… Не пытайся найти Шмеля, забудь обо всем, что связывало тебя с этой историей. Ты ни в чем не виноват. Помни это. Я люблю тебя. Если после смерти все же есть жизнь, то мы еще обязательно встретимся! Живи, помни, будь счастлив»