Дозор. Питерские тени...
Шрифт:
– Какие улики имеют место быть? – насмешливо взглянув в сторону ходовой рубки, спросила Северина. – Что предлагается в качестве непреложных доказательств вины достославного господина Брюса?
– Распечатки телефонных переговоров. Фотографии. Показания случайных свидетелей. Рукописный отчёт Антонова об итогах московской командировки.
– Ладно, ознакомлюсь…. Что вы планируете по конкретике? То бишь, в качестве конечного итога нашей сегодняшней встречи?
– Ничего хитрого, – повеселел Виталий Валентинович. – Вам остаются деньги и папочка с компроматом. Я же забираю флешку, замаскированную под коралловый кулон и нужный ноутбук. Естественно, что предварительно вы сообщаете код входа, а я бегло проверяю-знакомлюсь с содержимым архивов покойного академика. Если всё нормально, то расходимся краями. Как белоснежные пассажирские лайнеры, так любезные вашему беспокойному сердечку…. Ну, согласны с предложенной диспозицией?
– Я-то, понятное дело, согласна, – нажимая на кнопку крохотного пульта, вздохнула фотомодель. – Три миллиона Евро, блин горелый, на просёлочной дороге не валяются. Не кисло, конечно. Но, вот, другие…. Не уверена в их сговорчивости.
Неожиданно – со всех сторон сразу – ударили лучи мощных прожекторов, и красивый баритон, многократно усиленный стандартным армейским мегафоном, вежливо объявил:
– Федеральная Служба Безопасности. Прошу всех оставаться на своих местах, поднять руки вверх и не делать резких движений. Повторяю для непонятливых. Федеральная Служба Безопасности. Прошу всех оставаться на местах и не делать резких движений…
– На арене затрапезного цирка, глумливо улыбаясь, появились очередные клоуны, – презрительно сплюнул в сторону Антонов. – Деятели хреновы. Не могут обойтись без дешёвых и красочных понтов. «Фээсбэшники» всегда славились неуёмной тягой к пошлым спецэффектам…. Кто, спрашивается, мешал сделать всё по-тихому? Сидит себе господин Милованов за столом, просматривает – с помощью заветного ноутбука – архивы покойного академика. В это время парочка опытных спецназовцев незаметно прячется под сходнями. Потом милейший Виталий Валентинович спускается на островной песочек. Тут его, голубчика толстощёкого, и берут. То есть, слегка вырубают и тщательно обыскивают. Делов-то – на рыбью ногу…. Нет же, надо целое шоу организовать. Прожектора, мегафоны, истошные вопли, суета, снайперы…. Как же, мать его, иначе? Всё должно быть красиво и пафосно, чтобы потом и по телеку не стыдно было показать. Мол, вот, они какие – суровые будни бойцов невидимого фронта. А фигурант-то попался нервный и шебутной, он – с испуга – и взбрыкнуть может…. Похоже, что я сглазил ситуацию. Нехорошо, ёлочки зелёные, получилось…
– Пошли все вон! Не сметь приближаться к барже! – вскинув вверх руку, в ладони которой был зажат продолговатый тёмно-зелёный предмет, Милованов начал проворно отступать к ходовой рубке. – У меня граната! Взорвусь к чёртовой матери! И шпионку-сучку вашу взорву!
Раздался бойкий перестук – это по доскам палубы покатилось маленькое металлическое колечко.
«Эта гнида очкастая чеку выдернула», – невозмутимо доложил внутренний голос. – «Серьёзная ситуация, мать его…. Ага, Главный коммунист трусливо прижался спиной к стене рубки. До него – считанные сантиметры. Что будем делать, братец? Можно попробовать, просунув руку в узкое окошко, обхватить кулак придурка ладонью. Удержишь ли? Извини, но железобетонная гарантия отсутствует. Вырвет, сволочь скользкая, руку, граната упадёт на палубу и тарабахнет…. Одной ладонью обхватить кулак фигуранта, а второй – его же пухлую и короткую шею? Вариант, конечно, козырный. Но, к сожалению, ничего не получится. Гадёныш, словно бы почувствовав опасность, сделал полшага в сторону. Теперь его шея находится вне зоны досягаемости…. Принимай, разгильдяй лысый, какое-нибудь конкретное решение! Нет времени на долгие раздумья…».
– Всем катерам и лодкам отплыть в сторону! Вверх по фарватеру! – продолжал надрываться Милованов. – Прожектора не гасить! Я должен вас видеть! Выполнять! Быстрее! Взорвусь!
– Снайперам не стрелять! – подключилась Северина. – Брать преступника живьём!
– Хрена вас всем, собаки легавые! Коммунисты не сдаются! Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов…
Тяжело вздохнув, Гришка протянул руку в узкое оконце, ловко – одним неуловимым движением – выхватил из потной ладони Милованова гранату, швырнул её в люк, снабжённый лестницей, по которой поднимался совсем недавно, и без промедления упал на пол – за металлический обшарпанный стеллаж, бывший когда-то полноценным пультом управления судном.
Взрыв!
Глава двенадцатая
Всего лишь – маленький антракт…
Перед закрытыми глазами, старательно изображая из себя всполохи полярного сиянья, безостановочно бежали-прыгали цветные полосы – нежно-сиреневые, светло-жёлтые, ярко-алые и тёмно-синие. В ушах надоедливо и неумолчно звенело, звенело, звенело…
«Финал спектакля? Трудолюбивые рабочие сцены опускают бархатный занавес? Будем надеяться, что – всего лишь – маленький антракт. То бишь, очередная контузия, не более того. Не смертельно, – неуверенно хихикнул дурашливый внутренний голос. – «По крайней мере, все характерные симптомы-признаки на лицо. Как и тогда, в одной южной и ужасно-беспокойной стране…. Ага, из носа потекла тоненькая тёплая струйка. Лизни-ка, братец! Солоно. Ну, так и есть, контузия, мать его…. Везёт тебе, дружок боевой, на эти стрёмные дела. Смотри, так можно – ненароком – и с катушек слететь. В том плане, что превратиться в законченного слюнявого психа. Раз – контузия, два – контузия, три – сумасшедший дом…».
Слегка подташнивало. Руки и ноги налились свинцом. Глаза никак не желали открываться. Хотелось неподвижно лежать, постепенно погружаясь в блаженное забытьё.
«Надо взбодриться, братец. Не стоит, честное слово, сейчас засыпать. Можно, ведь, и не проснуться», – забеспокоился внутренний голос и – в качестве будильника – принялся декламировать давнее стихотворенье, сочинённое тогда, после первой контузии, в армейском госпитале, расположенном на окраине крохотной никарагуанской деревушки:
«Взрыв!!! Дальше – должна быть – пустота?Или – тишина? Или цветные круги – перед глазами?Запамятовал….Наврали всё книги. По-прежнему – стрельбаПошлая. И боль в руке, но ерундовая, не сильная такая.В смысле, может, и сильная, но – нестрашная – терпимая.Калашников в нужном направлении – поднимается легко, не подгаживая,Звонко кашляя. А, значит, не страшно. Смерть ещё далёкая, мнимая…Страшно, конечно, чуть-чуть. Но – куражимся!Взрыв!!! Да, сколько можно уже!!!Сотый – не менее, мать его!!!Ухо правое – заложило намертво,Из носа струйка потекла. Тёпло…Где – эта огневая поддержка? Где – вертолёт долбанный?!Что я должен говорить подчинённым? Напомните!Напомните, суки рваные, про ордена!А, лучше, про квартиры, завтра предоставленные – сразу и навсегда…Напомните громко – по рации!Чтобы все слышали! И, главное, поверили чтоб…Поверившим легче, как собаке Павлова,Зубами сжимать – оголённые концы проводов.Где-то женщины заплакали навзрыд…Взрыв!!!».Лица осторожно коснулась мокрая мягкая ткань, и женский заботливый голос посоветовал:
– Глотни-ка, герой отважный. Оно и полегчает.
К сухим губам прикоснулось холодное бутылочное горлышко.
– К-ха! К-ха! – закашлялся Гришка. – Виски, что ли? Фу, не хочу. Пивка бы сейчас. Желательно – «Охоты крепкой»…
– Надо же, какие мы капризные, – по-доброму усмехнулась женщина. – Хочу, понимаешь, не хочу…. Подожди немного, милок. Скоро Ольга прибудет. Вот, пусть она, дурочка мечтательная, и бегает перед тобой, красавчиком, на цырлах.
– Сева, это ты?
– Я. Северина Никонова-Логинова. Майор ФСБ.
– Ничего себе, пирожки с котятами, – от удивления Гришкины глаза приоткрылись сами собой. – Не ожидал. Элегантно, надо признать…. А, что с господином Миловановым?
– Вырубила. Отдыхает. Типа – готовится принять утренние солнечные ванны. Хорошо ещё, что граната оказалась противопехотной, причём, «наступательного» предназначения…. Сейчас наши подгребут – упакуют мерзавца, снимут первый допрос. Подожди, дай-ка я тебе пену с губ оботру. Всё пузырится и пузырится…. Может, боец, тебе стоит немного помолчать? Пусть доктор осмотрит, то, сё.