Дозоры: Последний Дозор. Новый Дозор. Шестой Дозор
Шрифт:
Меня зазнобило.
– Что это… – прошептал Алишер. – Что тут произошло…
Он полез в карман, нашел пачку сигарет, зажигалку.
– Дай и мне, – попросил я.
Мы закурили. Воздух вокруг был настолько чист, что резкий запах табака показался чем-то родным, напоминающим о городском смоге.
– Это… это были люди? – спросил Алишер, указывая на каменные глыбы.
– Иные, – поправил я.
– И они…
– Они не умерли. Они окаменели. Лишились всех чувств. А разум остался, привязанный к каменным глыбам. – Я посмотрел на Афанди, но тот пока задумчиво стоял рядом, то ли разглядывая поле давней битвы, то ли глядя на восток, где небосвод слегка порозовел.
Тогда я посмотрел на плато сквозь сумрак.
Зрелище было поистине чудовищным.
То, что увидел Гесер две тысячи лет назад, вызывало страх и отвращение. То, что я видел сейчас, вызывало жалость и боль.
Почти все Темные, обращенные Белым Маревом в камень, были безумны. Разум их не вынес заключения в полной изоляции от всех органов чувств. Трепещущие цветные ореолы вокруг камней пылали коричневыми и буро-зелеными огнями безумия. Если попытаться найти аналогию – это выглядело так, будто сотня умалишенных бессмысленно кружит на одном месте или, напротив, стоит оцепенев; кричит, хихикает, стонет, плачет, бормочет, пускает слюни, царапает себе лицо или пытается вырвать глаза.
И только несколько аур сохраняли какие-то остатки разума. То ли их обладатели отличались неслыханной силой воли, то ли слишком пылали жаждой мести, но безумия в них было немного. А вот ярости, ненависти, желания уничтожить всех и вся – хоть отбавляй.
Я перестал смотреть сквозь сумрак. Перевел взгляд на Алишера. Маг курил, не замечая, что у сигареты уже тлеет фильтр. Только когда ему обожгло пальцы, он отбросил окурок. И сказал:
– Темные получили по заслугам.
– Тебе их совсем не жаль? – спросил я.
– Они используют нашу жалость.
– Но если в нас не будет жалости, то чем мы будем отличаться от них?
– Цветом. – Алишер посмотрел на Афанди. – Где нам искать Великого Рустама, Афанди?
– Ты нашел его, Светлый с каменным сердцем, – негромко ответил Афанди. И повернулся к нам.
Он преображался со скоростью матерого перевертыша. Стал на голову выше. Шире в плечах – рубашка затрещала, верхняя пуговица, выдранная с мясом, отлетела. Кожа, к моему удивлению, посветлела, а глаза стали ярко-голубыми. Мне пришлось напомнить себе, что две тысячи лет назад жители Азии выглядели совсем иначе, чем ныне. Сегодня русский улыбнется, а европеец политкорректно промолчит, услышав от азиата, что его предки были русыми и голубоглазыми. Но в этих словах куда больше правды, чем кажется нашим современникам.
Впрочем, волосы у Рустама были черные. И в чертах лица, конечно же, восточное происхождение угадывалось.
– Все-таки ты и есть Рустам, – сказал я, склоняя голову. – Приветствую тебя, Великий! Спасибо тебе, что ты откликнулся на нашу просьбу.
Рядом со мной Алишер опустился на одно колено, словно доблестный рыцарь перед своим владыкой, – почтительно, но и горделиво.
– Афанди – не Рустам, – ответил древний маг. Взгляд его был затуманен, словно он слушал сейчас чей-то голос. – Афанди – мой ученик, мой друг, мой хранитель. Я больше не живу среди людей. Мой дом – сумрак. Если мне надо ходить среди смертных – я одалживаю его тело.
Вот оно что… Я кивнул, принимая его слова. Сказал:
– Ты знаешь, зачем мы пришли, Великий.
– Знаю. И я не хотел бы отвечать на вопросы Гесера.
– Гесер сказал, что ты…
– Мой долг перед Гесером – это мой долг. – В глазах Рустама сверкнул яростный огонек. – Я помню о нашей дружбе и помню о нашей вражде. Я просил его уйти из Дозора. Просил прекратить войну за людей… ради нашей дружбы и ради самих людей. Но Гесер похож на этого юношу…
Он замолчал, глядя на Алишера.
– Ты поможешь нам? – спросил я.
– Я отвечу на вопрос, – сказал Рустам. – На один вопрос. И тогда мой долг перед Гесером исчезнет. Спрашивай, но не ошибись.
Я едва не ляпнул: «Ты и вправду знал Мерлина?» Ох уж эти ловушки… задай один вопрос, загадай три желания…
– Что такое Венец Всего и как его проще всего достать с седьмого слоя сумрака? – спросил я.
На лице Рустама появилась улыбка.
– Ты напомнил мне одного человека из Хорезма. Хитрого купца, которому я задолжал… и пообещал исполнить три его желания. Он долго думал, а потом сказал: «Хочу помолодеть, исцелиться от всех недугов и стать богатым – это раз». Нет, юный маг. Мы не станем играть в эту игру. Я не исполняю желания, я отвечаю на один вопрос. Этого будет довольно. Что именно ты хочешь знать? Что такое Венец Всего или как его достать?
– Очень бы не хотелось оказаться в роли Пандоры, задающей вопрос: «Как открыть этот ларец?» – пробормотал я.
Рустам засмеялся – и в смехе его была нотка безумия.
А что еще ожидать от Светлого, растворившегося в сумраке и живущего рядом с врагами, которых он когда-то обрек на вечные мучения? Он сам назначил себе то ли наказание, то ли покаяние, которое медленно убивает его…
– Что такое Венец Всего? – спросил я.
– Заклинание, пробивающее сумрак и связывающее его с человеческим миром, – мгновенно отозвался Рустам. – Ты сделал правильный выбор, молодой маг. Ответ на вторую часть вопроса тебя бы смутил.
– Нет уж, если отвечаешь на один вопрос – так отвечай честно! – воскликнул я. – Объясни, как работает это заклинание, для чего оно служит!
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Рустам. – Сила Иного – это умение использовать человеческую Силу, текущую сквозь все слои сумрака. Наш мир – словно огромная равнина, в которой бьют крошечные родники-люди, отдающие свою Силу, но не умеющие ею управлять. Мы, Иные, всего лишь рытвины, куда сливается вода сотен и тысяч родников. Мы не даем ни капли воды этому миру. Но мы умеем хранить и использовать чужое. Наша способность накапливать чужую Силу – следствие нашей способности погружаться в сумрак, пробивать барьеры между слоями и манипулировать все более и более мощными энергиями. Заклинание, которое придумал Великий Мерлин, стирает барьеры, отделяющие наш мир от слоев сумрака. Как ты думаешь, молодой маг, что произойдет в результате?
– Катастрофа? – предположил я. – Сумрачный мир… он же отличается от нашего. На третьем слое две Луны…
– Мерлин считал по-другому, – сказал Рустам. Похоже, он увлекся и, ответив на вопрос, был не прочь еще поговорить. – Мерлин считал, что каждый слой сумрака – это не случившееся с нашим миром. Возможность, не ставшая данностью. Тень, отброшенная на бытие. Наш мир не погибнет, а уничтожит сумрак. Сотрет его, как солнечный свет стирает тени. Сила, будто вода океана, зальет весь мир. И под слоем воды станет уже не важно, кто умел погружаться в сумрак, а кто нет. Иные утратят свою Силу. Навсегда.