ДПП (НН) (сборник)
Шрифт:
Еще страннее ситуацию делало то, что он и сам явно относился к тому же ведомству. Но Степа давно догадывался, что в подобных парадоксах и заключена соль русской жизни.
Он не испытывал праведного гнева по поводу снижения численности населения, потому что знал – дело здесь не во временной администрации северной трубы. Во всем мире белые консумер-христиане прекращали рожать детей, чтобы поднять уровень своей жизни. Причем от уровня жизни это не зависело, а зависело только от навязчивого стремления его поднять. «Вот так бог посылает народы на хуй», – шутил по этому поводу один его знакомый, придумавший даже специальный термин для обозначения этого процесса – «консумерки души». Но если уж идти в этом направлении, думал Степа, то хотя бы
Приезжая в ГКЧП, Степа встречал там самых разных посетителей. Один раз, дожидаясь Простислава, он разговорился с тремя молодыми людьми, одетыми в такие же китайские куртки, как на нем. Эта деталь сразу расположила его в их пользу. А глаза молодых людей, горевшие неземным огнем, заставили Степу предположить в них людей высокодуховных.
«Наверно, – подумал он, – какие-нибудь особенные мистики».
Двое высокодуховных мистиков были художниками-оформителями, а третий – ландшафтным дизайнером. Желая сказать что-нибудь приятное, Степа вежливо заметил, что на огромных просторах России для человека с такой профессией работы, наверное, непочатый край. После этого ландшафтный дизайнер почему-то помрачнел. Но кончилось знакомство хорошо – Степа и оформители обменялись визитными карточками.
– Эти-то? – переспросил Простислав, когда Степа решил навести справки. – Сурьезный народ…
И добавил какое-то слово – что-то вроде «амитафинщики».
Степа раньше не встречал этого термина, но сразу догадался, что он означает. От гостей Простислава он слышал про будду Амида, владыку мистической Западной Земли, где возрождаются праведники, чтобы за один короткий марш-бросок достичь окончательной нирваны. Для того чтобы родиться в Западной Земле, японцы повторяли заклинание: «Нама Амита Буцу», что означало «Вижу Будду Амида». Китайцы же сжимали все в одно слово – «Амитафо». Видимо, загадочные «амитафинщики» и были праведниками на пути к Чистой Земле – а то, что Степа сумел понять это сам, по одному только блеску глаз, наполнило его самоуважением и подтвердило, что и сам он – не последний человек на духовном пути (догадываться об этом он начал после знакомства с Простиславом).
Вскоре Степа прочел в журнале заметку про дзенский сад камней. Написано было немного: что есть-де такой тип сада, который разбивают при монастырях, так как он способствует успокоению сознания. Степа подумал, что вполне можно устроить что-нибудь похожее на даче – например, на месте теннисного корта, которым никто не пользовался с тех пор, как Ельцин вышел из моды. Это очень пошло бы и к палочкам, и к общей восточной ориентации. Он вспомнил про ландшафтного дизайнера, пробивающегося к Западной Земле сквозь вихри сансары, и решил позвонить.
– Дзенский сад? – энергично переспросил ландшафтный дизайнер. – Знаем. Сделать можем. Но стоить будет дорого…
Степа решил не мелочиться. Он как раз уезжал на финансово-экономический форум, совмещенный с десятидневным морским круизом – и ландшафтный дизайнер с друзьями получили карт-бланш.
Мюс, оставленная на делах, проводила часть времени в банке, а часть на даче, наблюдая за ходом работ. Она позвонила ему на мобильный, чтобы поделиться сомнениями. О том, что именно строили привезенные молодыми людьми рабочие, она не говорила, считая, видимо, что сфера искусства вне ее компетенции. Ее подозрения вызвало другое:
– Они какие-то странные. Бледные, ночью не спят. Глаза навыкате, и челюсти трясутся, как будто они что-то постоянно жуют или бормочут…
«Вот ревнует, а? – подумал Степа. – Все-таки в главном все бабы одинаковы».
– Эх, Мюся, – откликнулся он, глядя на красную полосу заката за кормой, – я тебе так скажу. Нам с тобой тоже не мешало бы так бормотать. Родились бы на блаженном Западе.
– Я и так родилась на Западе, – с достоинством ответила Мюс.
– Это не тот Запад, – сказал Степа, припоминая слышанное в лавке у Простислава. – Там, где ты родилась, воплощаются убитые людьми животные, главным образом быки, свиньи и тунец, чтобы в качестве компенсации некоторое время смотреть фильмы Дженифер Лопес, слушать вокально-инструментальные ансамбли «Мадонна» и «Эминем» и размышлять, как сэкономить на квартирном кредите. Это как отпуск. А потом опять придется много-много раз рождаться животными. Ну и затем опять можно будет ненадолго вынырнуть – послушать, что тогда будет вместо «Эминема» и Джей Ло. И так без конца. Это называется сансарой, чтоб ты знала. А есть настоящий Запад – чистая земля будды Амида, где… где… В общем, словами про это не скажешь. И вот эти ребята, которые сейчас у нас работают, собираются в следующей жизни родиться именно там. Поэтому и бормочут. Понятно?
– Понятно, – сказала Мюс. – Значит, у нас рождаются быки и свиньи. А у вас в России кто рождается?
– У нас? – Степа изо всех сил напряг память, вспоминая, что по этому поводу говорилось у Простислава. – У нас рождаются побежденные боги. Небесные герои, совершившие военное преступление. Асуры, чью ярость не могут вместить небеса…
Мимо по палубе прошел босой браток в белом костюме, со стратегической цепью типа «голда меир» на шее. У него была крохотная голова, мощные надбровные дуги и рябое лицо монгольского палача. Он что-то тихо разъяснял переводчику в полосатом костюме-тройке, который шустрил рядом, с энергией ретранслируя это в прижатую к сизой щеке трубку:
– Absolutely! The fact that he ain’t no pig no more is exactly the shit that pisses everybody here the fuck off! [21]
Поглядев на Степу, браток кивнул ему, как старому знакомому, и ухмыльнулся во весь рот.
«Клиент, что ли? – озабоченно подумал Степа. – Вроде не помню такого».
– Остальное потом расскажу, – сказал он в трубку, радуясь, что так удачно и красиво закрыл сложную тему, – он дорожил не только мнением Мюс о себе, но и крохотным плацдармом духовной независимости, отвоеванным у нее с такими усилиями. – Главное, Мюся, ты делай все, что эти ребята просят.
21
Именно! То, что он больше не является сотрудником правоохранительных органов – как раз та самая проблема, которая вызывает здесь наибольшую озабоченность.
– Они спрашивают, какой сад камней делать – с лингамом?
– А?
– Они сказали, что бывает два вида дзенского сада камней – со священным лингамом победы и без.
– Я это и без них знаю, – бросил Степа.
– С лингамом на пятнадцать тысяч дороже. Они просят сейчас решить, потому что в смету вносить надо.
– Ну конечно с лингамом, – сказал Степа. – Пора бы тебе, Мюся, научиться самой такие вопросы решать. Все, отбой.
Вернувшись домой, Степа с головой нырнул в дела и первые несколько дней провел в Москве, думая о совсем других вещах. Сумма в счете, который Мюс положила ему на стол, заставила его поднять брови, но он ничего не сказал.
Вместе со счетом на стол легла продолговатая коробка, обитая узорчатым желтым шелком, – в таких, только размером поменьше, лавка Простислава продавала чайные наборы.
– Что это? – спросил Степа.
– Это священный лингам победы, – ответила Мюс. – Он отдельно.
– Ясное дело.
Дождавшись, когда Мюс выйдет из кабинета, Степа открыл коробку. Внутри, в аккуратных углублениях, лежали три пластиковых члена – синий, красный и зеленый. Они были сделаны с соблюдением всех анатомических подробностей – с точностью, которая переходила в непристойность. Их покрывали надписи мелкой вязью – не то санскрит, не то тибетское письмо. Степа взял один член в руку. На нерабочем торце у него была круглая дырка, похожая на дуло.